***
— Доброе утро.
Я захожу на кафедру, аккуратно стягиваю мокрую куртку, поправляю влажные волосы, пряча за спину закрытый зонтик. Куда его деть, я не имею ни малейшего понятия, поэтому просто сую в пакет. Я очень замёрзла, а ещё дед сегодня особенно активно-агрессивен, поэтому позавтракать мне не удалось. Сделала пару бутербродов и запихнула в контейнер с собой, боялась опоздать.
Прежде чем повесить куртку, ещё раз подношу её к носу. Я стираю вещи по несколько раз, постоянно принюхиваюсь к своей одежде, мне кажется, я вся пропахла хлоркой и жуткими средствами, которыми мама натирает полы, чтобы квартира не превратилась в свинарник. Иногда мне хочется сбежать, снять какую-нибудь комнату, подальше от того, что происходит у меня дома. Но мне очень жаль маму. Не хочу оставлять её один на один с сумасшедшим дедом.
С зонта ручьем течёт вода. Даже из пакета немного капает. Сегодня у меня нет первой пары, а у Роман Романовича она отменилась, и мы встречаемся в восемь утра. Я дико замерзла. Но говорить об этом вслух не решаюсь. Вообще, Роман Романович Заболоцкий не любит посторонних разговоров, поэтому я каждый раз прикусываю себе язык, особенно когда планирую высказаться о чём-то не имеющем отношения к учебе.
Он на меня не обращает особого внимания, поздоровавшись, продолжает сидеть за своим столом, перекладывая бумаги.
Съёжившись и поправляя мокрые волосы, я сажусь на своё привычное место.
Вчера, насмотревшись разных роликов с похожими докладами в сети, я внесла кое-какие поправки. Роману Романовичу они на удивление понравились. Он даже сказал, что я молодец. А ещё почти рассмеялся, когда я долго не могла расклеить две слипшиеся страницы и очень четко по этому поводу подметила: «Любовь зла! — сказала мартышка, обнимая ежа». Он так загадочно улыбнулся в тот момент, что моё сердце сделало сальто-мортале, а потом встало в стойку, раскинув руки в стороны, словно перед жюри или толпой ревущих зрителей.
Роман Романович откладывает бумаги в сторону и внимательно меня осматривает, а я сверлю взглядом выщерблину на столе. Мне очень неловко. Это его внимание — оно, как щупальца осьминожки, не даёт от себя скрыться.
— Хотите горячего кофе, Иванова?
Мой взгляд бегает по столу, от неожиданности я даже приподымаюсь на стуле. Согласиться я не решаюсь, мне кажется, правильный профессор не привык распивать кофеи со студентами. И говорит это из вежливости. Может, сам хочет пить, кто его знает.