Ирэн хотела убрать ногу, но Дан не позволил, обхватил ладонями.
– И что теперь с нами будет?..
– С нами? Какую роль вы отвели мне, Ваше Высочество? Носить за вами шлейф? Или стоять у трона в золоченой кирасе, чтобы ваши подданные видели, что аватар служит человеческой женщине?
– У меня и в мыслях не было! – возмущенным голосом произнесла она, неуверенно глядя в глаза.
– Даже сейчас ты лжешь.
– Нет. – Ирэн опустила взгляд.
Дан невесело усмехнулся; подняв за пятку, поцеловал больную ногу девушки.
– Я бы с радостью поверил… лет тридцать назад. Не волнуйся, Ирэн, я помогу тебе. Как и обещал. Что бы ты ни задумала.
– А потом?
– Что будет потом, известно лишь Великой Кружевнице. А сейчас тебе лучше отдохнуть, Ирэн.
Пришла подавальщица, заменила пустые тарелки кувшином горячего сбитня. Клопов в постели не обнаружилось, зато под потолком кружила проснувшаяся в тепле бабочка. Ирэн легла, отвернувшись к стене. Дан сел у нее в ногах и положил на колени саблю. Неспешная, методичная полировка всегда помогала собраться с мыслями.
Нельзя привязываться к людям. Никогда. Слишком хрупко их здоровье, а жизнь пронесется мимо твоей собственной, как вот эта бабочка, и останется лишь сожаление о том, что рассмотреть ее толком не успел. Иллада Рэя свой трон получит, и аватар будет рядом. Как обещал.
А потом… Что потом? А потом они пойдут разными дорогами.
…Прислушавшись к спокойному дыханию девушки, Дан выглянул в окно. Небо уже краснело, над крышами плыли розовые перья облаков, но на улице по-прежнему было людно. После заката Равенна не уснет – такова жизнь больших городов. Торговок снедью сменят женщины иного сорта. С ними удобно. Они не лгут. Не перечат. Не приказывают. За них не беспокоишься, их лица не врываются в твои сны.
И они не умирают от старости, от болезни ли у тебя на руках.
Ночные бабочки, серые. Незапоминающиеся.
А проснувшаяся в преддверье зимы летунья оказалась дневной пестрокрыльницей, присыпанной черными глазками, как Ирэн – веснушками. Разметав крылышки, она деловито прогулялась по алому солнцу за стеклом, обогнула силуэт трубы, соскочила на козырек. В конце длинной улицы показалась карета, тогда бабочка перепорхнула на дверцу в компанию золотого грифона. Экипаж выехал из-под мохнатых ножек, и насекомое, сочтя обзор законченным, вернулось под потолок. Дан прильнул к вымороженному по косякам окну: пятно цвета спелой вишни плыло неспешно, величаво. Черная вислоухая моська, не рискуя лаять, но и не отвязываясь, хвостом семенила за десятком охраны в синих мундирах.