Пушкин прожил культурную жизнь, жизнь личности – это заметно даже по невинной «Золотой рыбке». Вот почему русскими он воспринимается как небожитель, как культурная точка отсчета (и это замечательно), а иностранцами – как маловразумительная экзотика (и это печально). Загадка русскости Пушкина в том, что русского как воспевания туземного, как абсолютизации местного колорита в нем, по сути, и нет. Если понимать русскость как стремление ко «всечеловечности», к универсальному в человеке, к личности – тогда Пушкин и весьма даже русский. В таком случае следует говорить не о загадке русскости Пушкина, а о загадочном отношении западной ментальности к Пушкину, о равнодушии «культурного» сознания по отношению к одному из самых впечатляющих проявлений культурного начала. Почему мировая культурная элита не изволит замечать сына гармонии?
Да потому что Пушкин является «лишним» по мировым меркам.
Да, Пушкин совершил невозможное – но не о титанических усилиях гения следует говорить в первую очередь (это миф бездарей: моцартианское начало пришлось очень даже кстати, оно не отягощало, а скрашивало судьбу), а о том, что ему удалось прожить жизнь личности. Аристократу духа сложно уцелеть, это вид, вечно находящийся на грани исчезновения. Прожить и не нарваться на катастрофу, хоть какое-то время полноценно существовать – это из области чудес. Своей судьбой и творчеством ему удалось воспроизвести архетип существования Христа: вот что будоражит сколько-нибудь развитое сознание в фигуре Пушкина. Мы говорим об архетипе восприятия колоссальной культурно значимой фигуры, но совершенно не о сути Христа. Тайную жизнь духа Пушкин делал явной, а его хвалят и хулят совершенно не за его заслуги и прегрешения. Аристократическое презрение к тайнам, столь любезным черни, тщатся сделать самой большой тайной поэта. Пушкина чтят, преклоняются перед ним – и не понимают его.
Но никаких тайн нет. Есть факт: сотворение невозможного.
Строго говоря, интерес к Пушкину – это интерес не к сакральному, а к культуре; равнодушие к Пушкину – равнодушие к культуре, вызывающее волну интереса к непостижимому.
Вот почему общение с Пушкиным – это общение с личностью в себе.
Никаким властям, конечно, такое общение не нравится: оно отнимает время и энергию, принадлежащие, с точки зрения сильных мира сего, политике и экономике.