Сообщение - страница 13

Шрифт

Интервал

ключи и сотовый, я слишком жизнь любил,

чтоб сразу отбывать. Тут – крокус, там – фиалка,

а там еще тюльпан. И эти лепестки

так уязвимы, так неглубоки,

что Чехов вспоминается. И жалко

всех и всего. Любимая, своди

меня туда, где счастье впереди,

где небо – переплет, где голос пальцы греет,

где плачет и поет, от бедности пьяна,

простоволосая, как в юности, весна,

и горло – говорит. И солнце – не стареет.

«Юным снятся разливы рек, а печальным – сухая суть…»

Юным снятся разливы рек, а печальным – сухая суть

и влюбленный в мертвую грек, говорящий «не обессудь,

я такие песни кропал – но пройдя этот путь, пропал.

Правда, бог у тебя не тот – кто там знает, а вдруг спасет».

А еще сказал кифаред, белозуб и чернобород,

что обратно дороги нет, есть дорога – наоборот,

в те края, где старик Тантал воду беглую залатал,

где багровый труд солоней в Интернете, стране теней.

Продолжай, коллега Сизиф, выпью водки, запью водой,

Не поверив, не возразив, стану пьяный, немолодой.

Я ослышался? Ты – Орфей, как недорогое кафе? Своя

казнь всякому, пей не пей, – вечные мёбиусовские края.

«В предутренние часы, когда дети ёжатся, а Гелиос правит…»

В предутренние часы, когда дети ёжатся, а Гелиос правит

конями в другом

полушарии, когда ты ничтожеством кажешься сам себе,

не врагом

мирозданию, но незваным гостем, до скуки в горле хочется

повторять —

есть еще у зрения доблести вдосталь, есть сила в пальцах,

есть тетрадь

не начатая. Волком воет бродячий электровоз, распугивая

вещих грачей.

Спать пора, посторонний. С твоей удачей ты еще успеешь

проснуться, ничей

не должник. В эти часы ясно помнится некогда виденная,

как во сне,

сухая тень от веток смоковницы на потрепанной

крепостной стене.

Озеро Шамплен

Я странствую: ветшайшая из льгот.

Скала – агат, вязанка дров – фагот,

Заросшая тропа – кошачья лапа.

Паром забит, но толчея у касс

Московскому студенту не указ —

Бочком, бочком, и я уже у трапа.

Пускай ступени, словно в детском сне,

поскрипывают. Совершенно не

страшусь. Подземные, земные,

небесные… А я смеюсь, дышу

подветренным простором. Анашу

смолит один попутчик, а иные —

кто сжал Евангелие, кто молча теребит,

грошовый амулет, кто так, скорбит

о свете говорящем. Посмотри, мой

товарищ – смерть не ведает стыда,

и хижины Вермонта навсегда

отражены в воде неповторимой.

Стихотворения

2009—2011 гг.

Колхида

Звиаду, Инне, Шоте

Следующая страница