— Именно с того дня. Хотя её Восточной называли. Прапрадед в ней
не участвовал, только один день. Я сам узнал, можно сказать,
случайно. Старшая сестра рассказала. Розыски провела. Ученого из
Тбилиси привлекла. Он письмо большое прислал. Оттуда все и
знаю.
— Ва! Вот это история! Там памятник, наверное, стоит,
поклониться хочешь?
— Нет ничего. Даже таблички. И руин не осталось. Там все из
дерева было.
— Слушай, как нет?! Они же герои! Десять на одного!
— Никто не хочет про это вспоминать. Там больше половины
нападавших были из Кобулети. Считай, братоубийственная война.
Политики... Им такая память не нужна.
— Удивил! Все время думал, что грузины с русскими плечом к плечу
воевали…
— По-разному было.
— Слушай, я аджарец, но скажу так: молодец! Это очень хорошее
дело! Твой дед, прадед, прапрадед на том свете порадуются!
— Да, надеюсь. Вот только...
— Что?! – Вахтанг чуть не подпрыгнул на сидении, недоумевая,
какие тут могут быть подводные камни.
—Мне цветы нужны, – успокоил его Спиридон. – Если увидите, где
магазин, или, может, знаете, куда заехать, остановитесь,
пожалуйста.
— Ночь на улице, какие цветы, дорогой?! – улыбнулся Вахтанг.
Спиридон пожал плечами.
— Не волнуйся. Мы мимо моего дома проезжать будем. Я тебе нарву,
– Вахтанг с улыбкой посмотрел на Спиридона и добавил. – Это
бесплатно!
— Спасибо большое!
— О чем ты говоришь?! Такое дело! Святое дело!
Помолчали.
Добрались прямо на рассвете. Свернули с дороги, не доезжая села,
как только пересекли мост через Натанеби – так себе наметил
Спиридон, долго изучая карту. Выехали почти к самому берегу моря,
остановившись на опушке сосновой рощи.
— Подождешь меня?
— Зачем спросил, дорогой? Делай свое дело, а я пока посплю.
Спиридон, придерживая охапку колючих роз и дорожную сумку,
медленно пошел к просыпающемуся от первых солнечных лучей морю.
Ноги вязли в песке, усыпанном сосновыми иголками. Может, тут
Константин Спиридонович Варваци, хорунжий Черноморского Казачьего
войска, принял свой последний бой?
Голубые волны, накатываясь на серый песок, покачивали на воде
десятки лепестков роз. Это было так красиво, так пронзительно
грустно и так завораживающе, что Спиридон не мог остановиться и
бросал все новые и новые лепестки в море, про себя считая: 120,
121. 122… Каждый лепесток для него означал чью-то жизнь, потерянную
здесь, на этом пляже, 150 лет назад.