Как обидно и горько такое услышать!
Но ещё сильнее царапнуло осознание того, что она может уйти. Вот так вот – решит, что может без него обойтись, и уйдет… И больше он её не увидит, не услышит, не узнает, что с ней стало. А ведь они ещё и познакомиться толком не успели…
Мучительное, тоскливое, тёмное чувство – предчувствие потери – поднялось из глубины, пугая Андрея своей силой. И в этот миг, уже сворачивая к притаившемуся в сосняке зимовью, Беркутов отчётливо понял, что расстаться с Делией он совершенно не готов.
***
К ночи распогодилось. Ветерок поднялся, угнал лохматые клочки тумана.
Андрей не спал, смотрел в потолок, на котором танцевали дрожащие тени, слушал таинственный шёпот деревьев за стенами зимовья. После всего произошедшего и разговора, что случился уже здесь, в этом маленьком домишке, совсем не до сна – душа в смятении. Беркутов понимал, что отдохнуть надо, завтра будет тяжёлый день, придётся пройти намного больше… Но сон не шёл.
И соседство Делии под боком засыпанию тоже не способствовало.
Ну, как «под боком»… В зимовье на треть комнаты, от стены до стены, были сделаны нары – прочный деревянный помост в метре от пола. На нём и устроились спать. Он – у одной стены, она – у другой. Андрей отдал своей новой знакомой спальник, и Делия закуталась в него с головой.
Сейчас, покосившись в её сторону, Беркут видел лишь непонятный чёрный кокон, едва различимый в темноте. Но он-то знал, что скрыто под плотной тканью спальника – невероятно красивая, женственная, манящая… И казалось, он снова чувствует мягкое прикосновение её тёплых пальцев. Момент, когда она дотронулась, чтобы вылечить его рану, засел в памяти, как заноза.
А вот о том, как она его схватила в машине, уже как-то и не вспоминалось.
Зато теперь Андрей ловил себя на глупом желании придвинуться к ней ближе…
Нет, ничего такого! Приставать к ней он, разумеется, не собирался. Сейчас она целиком и полностью зависит от него, пусть и не торопится это признать. Кто он после этого будет, если воспользуется трудной ситуацией, в которой оказалась его царевна?
«Его царевна…» – он уже не первый раз мысленно называл её так, и звучало это невероятно приятно.
Дело, конечно, не только в его отношении к Делии. Он вообще никогда бы не посмел так поступить с женщиной, вынуждать, загонять в угол.