Я глубоко задумался. Оценил все риски и преференции. Опыт очень интересный, к тому же завтра у меня выходной.
– А давай. Что надо делать?
И Сережа тут же спохватился и, крикнув: «Идем сюда!» – убежал в зал, где начал лихорадочно зажигать свечи и ароматические палочки, которые пахли очень и очень знакомыми ароматами.
С минимальной неуверенностью я посидел еще немного на кухне, дабы собраться с духом.
Надеюсь, все пройдет хорошо. В любом случае, это дело нужно прояснить. И, сделав глубокий выдох, я встал и пошел в зал, где Сережа уже вовсю раскручивал пространство.
Пока я делал эти пять шагов из кухни к залу, чувствовал, что мое сознание уже начало растекаться и уходить из-под контроля. А когда Сергей уселся в позу лотоса и пару раз пропел звук «Аум», у меня возник эффект дежавю. Я это уже видел! Комната наполнялась дымом и запахами, звук «Аум» протяжно откликался где-то в душе, и мое сознание начало наливаться тем знакомым чувством тревоги и необратимости, которое было и тогда, в первый раз. Комок в груди, появившийся изнутри, начал сжимать меня в позу эмбриона, я упал на колени, и слезы покатились из моих глаз сами собой. Я снова начал вспоминать!
Слезы закончились, как мне показалось, довольно быстро, и я, подняв голову, увидел, что стою на пороге храма. Я вновь Клеменс! «Ёшкин-матрёшкин», – сказал я по-русски так коряво и с акцентом, будто заправский баварец. И тут же увидел человека, сидящего в конце длинного зала этого странного храма, снаружи казавшегося в длину не более чем двадцати шагов, а на деле – не меньше ста!
Я встал, оправившись от слез, и зашагал к человеку.
Пока шел, осознал, что раньше я никогда не плакал. Эта сентиментальность начала даже слегка раздражать меня. Подойдя к человеку, я поприветствовал его по римским традициям, от сердца к солнцу, Ave, Caesar.
Кресло, на котором сидел человек, стояло на небольшом пьедестале, вызывая ассоциации с царским троном. Незнакомец указал перстом на второе кресло в трех шагах от себя. Я сел и попытался тут же начать говорить, однако был остановлен жестом руки этого человека и замолчал. Так мы сидели в полной тишине еще около десяти минут, а когда я вновь попытался заговорить, то был опять остановлен жестом, – это начинало злить и навевать ту самую тревогу от невозможности контролировать реальность. Повсюду стояли полумрак и дымка. «Такие спецэффекты храмные товарищи делать умеют. Нанести жути и мистики», – подумал я раздражительно. К тому же в расположение когорты я должен был попасть до заката, который уже приближался.