— Он не соболезнующий. — Хен Дан выглядела странно
взволнованной. — Я подробно расспросила его. Он сказал, что он…
брат господина канцлера и у него к вам какое-то дело.
В окружении Ки никому не требовалось пояснять, о каком именно
канцлере идет речь.
— Зови, — она вдруг охрипла.
От двери зала до ее кресла — тридцать шагов. В окна льется
солнечный свет, вошедшего хорошо видно. Она вглядывается, жадно ища
сходство…
Да, оно есть. Вино, разбавленное водой: сохранился оттенок, но
утрачен цвет, чувствуется букет, но размыта крепость.
— Желаю долгих лет жизни и всяческого благополучия, ваше
величество. — Визитер, одетый как чиновник средней руки, склонился
в низком поклоне. Цвет волос не разглядеть под шапкой из черного
шелка…
Голос самый обычный. И это хорошо: раздайся сейчас знакомая до
последнего отзвука приглушенная чистая бронза — сумела бы
императрица ничем не выдать себя?
— Мне сказали, вы родственник предыдущего канцлера, — небрежный
тон дался ей не без труда, но она порадовалась, что держится
естественно и выражает не более чем легкий интерес.
— Да, ваше величество, я его младший брат, — еще один
поклон.
— Вы не выглядите юным.
— Совершенно верно, ваше величество, разница между нами всего
полгода.
— Какое же у вас дело ко мне?
— Я выполняю его посмертную волю и принес вещь, которую он
просил передать вам, ваше величество.
Еще раз поклонившись, он сделал несколько шагов вперед и двумя
руками протянул что-то похожее на большую тонкую книгу, обернутую
красной парчой.
— Разверните.
Коротко прошелестела ткань. На вытянутые ладони легла папка из
черного сафьяна, перевязанная шелковым витым шнуром.
Боль оказалась неожиданно острой. Ки надеялась, что уже
смирилась с отсутствием господина канцлера, тем более ничто вокруг
не напоминало о нем. И вдруг эта папка… Она так часто видела ее в
руках Тал Тала! Он хранил в ней чертежи, рисунки, проекты указов,
которые собирался передать на рассмотрение императору, раскрывал,
положив на стол в ее кабинете, небрежно засовывал под мышку, если
мешала разложить бумаги. Повеяло миртом — именно этот горьковатый
аромат предпочитал канцлер. Роскошь императорского сандала обычно
заглушала его, когда Тогон оказывался рядом. Нотки мирта
почтительно отступали, но никогда не исчезали полностью.
— Хорошо… положите ее вот сюда, на стол, — справившись с собой,
приказала императрица.— И садитесь, я хочу побеседовать с вами. Как
вас зовут?