Больной В. В. К. 40 лет. Глухим стал на первом году жизни после какой-то инфекции, осложнившейся менингоэнцефалитом[41]. В наследственности ничего патологического не отмечается. Учился с успехом в школе для глухонемых, научился довольно удовлетворительно говорить и понимать несложные и короткие фразы. Обучился набивному делу. Больным считает себя с 30 лет. В этом возрасте стал мнительным и подозрительным, начал думать, что к нему плохо относятся, что он испорчен какими-то впрыскиваниями. Понемногу пришел к мысли, что его сделали каким-то образом душевнобольным.
При наблюдении отмечено сходящееся косоглазие, зрачки узкие, на свет реагируют, коленные рефлексы сохранены. Жалуется на головные боли, боли и неприятные ощущения в коже, под которой ползают черви. В животе все двигается, двигаются кишки. Сосредоточен на своих ощущениях, предъявляет много гипохондрических[42] жалоб. Наблюдается бред преследования, главным образом физического воздействия, думает, что его отравляют стрихнином. Считает, что его сделали «сначала нервнобольным, а потом сумасшедшим». Иногда ему отчетливо кажется, что его бранят и называют сумасшедшим. Настроение подавленное, тревожное. Весь заполнен своими ощущениями и тревожными мыслями, ничем заниматься не может. Со стороны памяти и формальных способностей нет особых изменений.
Несмотря на наличие большого количества особых ощущений и бреда физического воздействия, нет оснований трактовать данную болезнь как шизофрению. Против такого предположения говорит доступность, сравнительная сохранность личности, сознание своей болезни, хотя и истолковываемой бредовым образом. Нет также прогрессирования болезни. Неслучайным нужно считать, что при отсутствии слуховых галлюцинаций, объяснимом выпадением слуховых восприятий, наблюдается обилие ощущений со стороны кожи и общего чувства. Отсутствие слуховых галлюцинаций тем более не случайно, что если галлюцинации чаще всего наблюдаются как часть галлюцинаторно-параноидного синдрома, то это прежде всего относится к слуховым галлюцинациям. С описываемым больным не так легко было вступить в контакт настолько, чтобы детально ознакомиться с особенностями его психологии. Поэтому оказалось невозможным выяснить многие существенные вопросы, относящиеся к взаимоотношению его речи и мышления. Но все же ясно, что здесь галлюцинирование протекает совсем по-иному. Образ того или другого слова может получиться в этом случае в результате довольно определенных восприятий, но составляется он на основании не слуховых, а главным образом мышечных ощущений, отчасти зрительных впечатлений. Это относится, в частности, к слову «сумасшедший», фигурировавшему главным образом в его обмане восприятия. Появление на болезненной почве комплекса ощущений, соответствующих этому образу, могло привести больного к обману восприятия. В результате больному казалось, что он слышит бранное слово «сумасшедший». Бледность образов слов у него явилась причиной того, что вопреки громадному большинству галлюцинаторно-параноидальных картин «слуховые галлюцинации» его были очень скудны и неотчетливы. Это в особенности обращает на себя внимание при сравнении их с обильными и яркими галлюцинациями тактильного и общего чувства.