Клавишник «Пинкеронов» уволок, наконец, брыкающуюся Ширли со
сцены. Я попытался разглядеть, что там на лицах «высоких гостей». С
этого ракурса было чуть лучше видно, чем с центра сцены, но все
равно непонятно. Мужики в костюмах все были на своих местах.
Переговаривались. Но довольные у них рожи или возмущенные — хрен
знает.
— Мы готовы продолжать, — прошептал мне на ухо пинкертоновский
фронтмен.
— Ну вот и наступило долгожданное «попозже»! — радостно
выкрикнул я. — Наташа, эти ребята говорят, чо нам с тобой пора
уступить им сцену, чтобы зрители могли насладиться их музыкой.
Наташа поднялась на ноги длинным изящным движением и помахала
рукой публике. Публика снова разразилась смехом и радостным
улюлюканьем. Я встал, подчёркнуто-деловито вернул микрофон на
стойку и, повинуясь внезапному порыву, обхватил Наташу за талию, в
позе парных танцев. Самка богомола моментально подстроилась, и мы,
кружась в подобии не то вальса, не то деревенской польки,
укружились за кулисы.
«Пинкертоны» начали играть. И в тот момент, когда солист запел,
я вдруг вспомнил, что не убрал со сцены свой стул. Злорадно
усмехнувшись, я опустился на четвереньки и выполз на сцену. Типа, в
попытке незаметно появиться.
— ...откроет тайный смысл ночь
Когда последний луч надежды
Погаснет, словно лунный свет
Ты знаешь, смерть не превозмочь
Не будет все, как прежде
Смерть не знает слово нет...
Я полз, корча рожи и прикладывая палец к губам. Мол, драгоценная
публика, не обращайте внимания, я тут чуть-чуть, с бочка проползу,
заберу стул, и все будет чики-пуки.
Зал, разумеется, заржал. Недоумевающие «Пинкертоны» сначала не
поняли, что происходит. У них такая серьезная и философская
композиция, там у героя девушка спрыгнула с высокого этажа и теперь
он стоял там же, где она когда-то, и пытался понять, как ему жить
дальше, а в зале смех.
Когда фронтмен меня заметил, его лицо прямо-таки перекосило. Я
даже думал, что он меня тут же своей гитарой по хребту отоварит.
Так что по-быстрому вскочил, схватил стул и умчался за кулисы.
По-клоунски высоко задирая колени.
Света сидела на корточках, прикрыв голову руками.
— Света, с тобой все в порядке? — я поставил стул и бросился к
ней.
— Боже, какой же ты всё-таки идиот... — простонал она, подняв
лицо. Раскрасневшаяся, глаза искрятся. — Я думала живот от хохота
надорву.