И всегда найдется добрая душа, готовая ссудить трояк.
Но проходило завтра, послезавтра, и добрая душа понимала, обещанного три года ждут. А три года для трояка – это никогда. Кто ж столько о нем помнить будет? Работал Незван в поте лица и цену копейке знал, помнил, что она при рубле цепная собака. И денежки дисциплинированно на книжку относил.
И с Нежданом всякий раз, когда шапка перед ним останавливалась, происходила заминка. Он долго шарил по карманам, нагребал мелочь, извинялся, что издержался, до получки еле тянется, и бросал в шапку горсть медяков.
– Эх-х! – вздыхал при этом, будто последнюю рубаху снимал, что не мешало ему гулять, пить и веселиться наравне со всеми. Да и Незван от него не отставал.
Оба они, и Незван, и Неждан, на заводской доске почета красовалась.
А Красносвист числился в лентяях и тунеядцах, выходного пиджака не имел, что не мешало ему первым бросать свою трешку в шапку. А трешка от бедности – больше, чем червонец от достатка. Да и для Красносвиста компания, что аквариум для вуалехвоста: он оказывался в центре внимания, его присказки, байки и прибаутки шли нарасхват, – без такого опухнешь со скуки.
* * *
Прошла жизнь. И за первым из трех соседей леди в белом платье с косой пришла за Незваном. Вот тогда-то и открылось, что на книжке у него скопилось десять тысяч рублей, по тем временам чуть ли не сокровище Флинта, и на машину хватило бы, и на дом в деревне и на пять шуб норковых, соболиных жене, которая всю жизнь в пальтишке с потертым цегейковым воротником проходила. От экономии, видно, и приказала долго жить еще раньше Незвана.
Все руками развели: как же так, всю жизнь по людям трояки сшибал, а у самого за душой такие деньжища! Экий хитрован! Ни Незван его надо было наречь, а Хитрован!
Сразу и наследнички на его сбережения отыскались: племянница с мужем-пьянью, получили они их тут же и пустились покойного дядьку поминать, и так допоминались, что и без того, что раньше нажили, остались. Увлеклись, не опомнились, как и дом, и корову спустили.
* * *
Неждану выпал век дольше, чем Незвану. Сподобил Бог дожить до денежной реформы свободного рынка. Ночь толпился он в очереди в сберкассу за своими кровными, получил, кинулся по магазинам, на базар, и как раз его сбережений, а их было чуть поменьше Незвановых, на мешок семечек хватило. Взял Неждан этот мешок, сел над ним, обнял голову руками и даже зарыдать не смог: