– Некогда. В другой раз, – ответил Новоселецкий.
Николаевский посёлок при станции.
До окраинной улицы доехали на экипаже. Дальше – пешком по насыпи к железнодорожному полотну. Там толпился народ. Митрофан Иванович уважительно пожал руку офицеру в синем форменном кафтане:
– Будь здрав, Гордей Зиновьевич. А я вот к тебе с визитом знакомства, так сказать. Новый помощник у меня теперь, господин Аладьин.
Василий Кириллович обменялись с Волосовым почтительным кивком головы.
– Ну, а у тебя нынче что?
– Да вот, обходчик утром обнаружил, – ответил тот, кивая на разрезанный надвое труп мужчины; голова и туловище которого лежали между рельсами, а ноги – на насыпи, – Обычное дело; под поезд бросился.
– Обычное? – удивился Василий, – А отчего они у Вас под поезд кидаются?
– Так всё от одного – от пьянства, – пояснил надзиратель.
– О, Миней Диевич! И ты здесь? – окликнул Новоселецкий урядника.
– А как же, Митрофан Иванович, – откликнулся сипло тот, – Подозреваю, что убиенный-то с моей Шугаевки будет. За женой послали, для опознания.
– А ты чего сипишь? – поддел его исправник.
– Так погода – дрянь. Галоши украли. А сапоги промокают, – пожаловался Миней.
– Это у тебя-то украли?! – поразился Новоселецкий, – У урядника?!
– Наши не больно-то разбирает, у кого красть, – обиженно буркнул тот, – Где сумели, у того и увели.
– Ваше высокородие, – тихо влез в разговор Аладьин, – Дозвольте, я труп осмотрю?
– Смотри, – разрешил Митрофан Иванович.
Василий присел перед убитым и начал пристально разглядывать его. Наклонился, понюхал рубаху. Затем, стараясь не смотреть на разворошенные внутренности, переместился к отрезанным ногам трупа и долго рассматривал подошвы его грязных сапог. Сковырнул с них что-то к себе в платок, завязал узлом, спрятал в карман.
Озадачился и начал кружить по насыпи, вглядываясь под ноги, точно потерял что. Спустился вниз к дороге, вернулся. Побежал в другую сторону, через пути в направлении Шугаевского посёлка.
– Помощник-то у тебя, суетливый какой, – заметил Гордей.
– Университетского образования, – гордо намекнул Новоселецкий, – По протекции самого господина Столыпина! Это вам не хухры-мухры! Пущай смотрит.
Василий тем временем вновь вернулся на место происшествия. Снял с себя одну галошу, сковырнул с неё кусок налипшей грязи и тоже завязал в платок. Опять склонился над трупом и начал въедливо разглядывать его руки; даже вынул лупу из внутреннего кармана жилетки.