Как плиты церковные грязны… Господь,
Владыка, – утешь…
Стоять на коленях – смиряется плоть, латается брешь.
Пылающий храм – перевернутый чан, чьи медны бока —
Как волоком тянет меня по свечам, рекой сквозняка.
Гармошкою хрома небесный сапог (ночь-вакса-без-глаз!..)
С лодыжки стащил утрудившийся Бог, над куполом тряс…
Ко тверди дегтярной прибиты с боков гвоздями из льда
Березы, мохнатей оленьих рогов, дымов борода:
Козлиная, бесья, монашья, – крути, злой ветер, в кольцо!..
Да, Волгу по льду мне уж не перейти, закутав лицо…
Я, грешница, все порешив отмолить, явилась сюда.
Снег визгнет под валенком – заячья прыть.
Дробится слюда
Церковных окошек – слепых леденцов,
сладимых, цветных…
И я во сиротстве, без дедов-отцов, у врат ледяных.
Войду. Соль мороза стряхну с голенищ. Уборщик с метлой,
С ведром жестяным, – что, пронзая, глядишь
седою совой?!..
По белым ступеням, что тверже костей,
чей мрамор щербат,
Взойду – в нищий мир умиленных людей, что кучно стоят.
Кто шепчет наивно, кто знает канон и толк в образах,
А кто бедной мышкой молчит, опален огнями, в слезах…
Облезлое злато да рваный кармин военных икон —
И Спас так глазами кричит, будто сын из синих пелен…
Я слышала пули. Я видела смерть. Бросала на гроб
Земельные комья – морозную медь – на черный сугроб.
Я рот зажимала от вопля гудка, боясь вперерез
Железу – сама завопить – на века, до бездны небес.
Чреватое время откесарить нам слабо. Скальпель ржав.
Старухи ползут на коленях во храм по насту держав.
И в душном сияньи сундучных мехов, средь розанов свеч,
Средь баб мокроглазых в дерюге мешков: богатая печь
Беднейшей, бесстыднейшей, голой земли