Коллекционер грёз. Повесть - страница 13

А Вселенная – это безумие освобожденного Бога.

Человеческое одержание кем-то тоже вдохновение – когда просыпаешься и засыпаешь с чьим-то именем, а мир разветстывается как огромная благоухающая бездна, и ты в ней тонешь, не имея желания спасаться или всплывать.

И ты счастлив своему бессилию.

Он был, и я ему писала от лица Марины – ей-Богу, какую-то чушь, ерунду, бестолковость. «Тысяча и одна ночь» заканчивались выяснениями национальной принадлежности и цвета кожи, как мне ни было противно это переводить и отправлять по утрам, когда я, приходя в офис раньше всех, проверяла ее и мою почту.

Я внимательно изучала его фотографии.

Я исследовала морщины и малейшие отражения чувств и мысли на его лице.

Я была где-то рядом все время, даже будучи писцом чужих мыслей.

Я штудировала синюю рубашку на мониторе, когда никого не было дома, я пропадала с ним сутками, покрывая крестиками бумажки, потому что однажды я, не выдержав наступающего конца этого телемоста, написала.

От своего имени.

«…Все о том же… Тебя я звала – но ответа не слышала в жрущем вагоне. Пронеслись ветры-кони и лошади-сны… Я опять не спала всю ночь – я боялась потерять тебя и с кем-то разделить. В последнее время очень болит сердце. Господи, неужели эта боль в сердце не была настоящей? Я видела его глаза- Мои глаза. Не ненавидящие мир, как у Митяя, а настоящие, родные грустные глаза цвета меда. Эта не тяжелая северная грусть, озлобленная и эгоистичная. Это самая добрая грусть на земле – так улыбается осеннее море, так моросит теплый дождь над водой, так звучат самба и бассанова. Мне казалось, что я взлетаю. Бескрайняя, жгучая тоска…»

Запись из записной книжки 1996 года. Медовые глаза звали Давидом, его отец был французом, а мать – испанкой. Он очень стеснялся своей испанской крови. Я эту кровь боготворила. Он переспал с моей тогда лучшей подругой.

«…это такое предчувствие мужской силы. Силы, которая убережет, защитит и никому не отдаст. Силы, которая затягивает как круговорот или черная дыра и ты уже не знаешь, что ждет на том конце»

Запись из другой записной книжки. У этого московского реципиента просто не хватало сил оторваться от власти матери.

Но это все никому не нужные подробности, потому что были падающие звезды и брызжущий свет. Я хватала ртом не напиваясь. Благодать? Нежность? Безумие?