Перевидав тысячи людей в жизни, вдруг понимаешь, что желание нравится сидит в каком-то глубоком, недосягаемом подсознании странным атавизмом, и почти что неискоренимо.
Он был несколько страшен, может авторитарен, и с первого взгляда ставил на колени. Едва ли не ставил. Марина на его images смотрела робким кроликом и сдалась сразу и открестилась, заявив, что любит галантных мужчин. Я, скрипя, изо всех сил напрягая мышцы голени, пыталась разогнуть ноги, дабы не шлепнуться ниц, подчинившись этому далекому и далекому от галантности магнетизму. Нет, я не шлепнулась бы, дитя кока-колы и эмансипации, но впервые поймала себя на мысли, что хотелось…
Одеть халаты, чувяки и чадру и…
Простите меня, прекрасные эмансипатки, Сьюзен Зонтаг и Синди Шерман.
Но иногда интеллект бессилен.
на синем облаке взмывая ввысь
восточная сказка с того края света
она умоляла – reply pleaseно не было ответа
ответа не было
способность влюбиться в метеорит
в комету, пляшущую в снопах света
звук строчки, тень взгляда
вечный граниту пристани
высохший след человека.
быть может…
молчание мой обет
к компьютеру рук прилипают кисти
почтовый кризисошибка в Net
130 букв
пол минуты вместе
ты бредишь.
я знаю.
секунды звук
щемящий и капающий на мозоли
и нервы застывшие.
этот стук
в голове ли в сердце —
что-то Иное.
безумие мая.
метеоритв муку взрывающий
землю и море
она скулила…
ошибка в Net.
где настоящее?
где цифровое?
на снежном облаке пьяная высь
круша пространства, взмывая к небу
она умоляла себя-проснись…
но не было ответа
ответа не было.
Он писал странные письма. Интересные.
Мне ВДРУГ стал кто-то интересен.
…это было как сумасшествие. Я настаивала изо всех сил на продолжении этой переписки, хотя Она отказывалась даже смотреть, что я там сочиняю. Но мне это было необходимо. Она его отринула тут же, как представителя черного мира, а я его, как представителя этого другого мира впитывала.
Всасывала, сканировала, понимая, что это нечто иное в своей правоте и сухости.
Его странную, непреодолимую силу.
Во втором письме этот циклоп и минотавр уже цитировал У.Б.Йейтса, пытаясь передать свои тончайшие фантазии изощренным поэтическим образом. Этого стихотворения не было в русских сборниках и над переводом пришлось немало трудиться. Он растекался в мыслях об эстетике Чайковского и современной музыке, упоминал между прочим Державина и Сумарокова, а также не скрывал своей любви к Зальцбургу, Австрии и математике, чем он впрочем и занимался.