«Да послушай ты! У меня созрел гениальный план. Мы поедем в глухую деревню, найдем сердобольную старушку и сочиним ей историю о внезапной беременности. При этом ты будешь несовершеннолетняя, а потому беспаспортная Валерия Мостовская. А я – твоя подруга, Ольга Кудрявцева. Когда придет срок, ты родишь в местной больничке ребеночка, которого естественно запишут на имя его матери – Валерии Мостовской. Мы возвращаемся домой, я с ребенком, ты – без. Все цели будут достигнуты: ты чиста и невинна, ну а я – Валерия Ашхабадова, Мишина жена и мать его ребенка. Ну как тебе?»
Оля окончательно потеряла дар речи. Она хватала воздух ртом и быстро-быстро моргала, пытаясь что-то сказать, но язык не слушался ее. Лера расхохоталась.
«Ну и клуша ты, Ольга. Ладно, не суетись. Другого выхода у тебя все равно нет, будешь делать, как я сказала», – подвела итог Лера. Но Ольга все же собралась с мыслями.
«Почему нет другого выхода? Я могу с таким же успехом сделать аборт в маленькой деревенской больничке как беспаспортная Наташа Иванова, например. И быстрее, и проще, и без авантюр», – сказала она, как ей казалось, вполне резонно.
Но не тут-то было. Валерию голыми руками не возьмешь. Она встала, уткнула руки в боки и твердо, решительно заявила: «Так, во-первых, какой аборт в этом сроке, пятнадцать недель? Ты с ума сошла? Да еще в деревенской больничке. А во-вторых, я тебе в этом помогать не буду, потому что это – безумие. Хочешь, делай все сама, я пас. И еще. Если ты сделаешь как я тебя прошу, ты осчастливишь меня. Запомни, осчастливишь! Решай».
Лера собралась и ушла. Ольга осталась одна в полной растерянности, совершенно сбитая с толку, обессилившая и не способная что-либо решать. Она понимала, что Лера права: поздно. Она запустила свою беременность, но тому была причина. У нее и раньше были периодические задержки цикла. Девушка обратилась к врачу, но тот успокоил ее и заверил, что со временем все установится и придет в норму. Вот и на сей раз Ольга подумала, что это тот же самый случай, очередная банальная задержка, пока не почувствовала тошноту и внезапно появившуюся, слегка заметную округлость форм. Она вдруг осознала, что с ней стряслось, но это тяжелое, безнадежное слово «поздно» звучало в ее ушах как беспрекословный приговор.
«Да, поздно. Пусть все будет, как будет. Но ребенка я все равно не хочу. Куда я с ним? А отец что скажет, а его работа, авторитет? Позор! Нет уж. Хочет Лерка, пусть забирает его и женит на себе своего драгоценного Мишеньку. Дура ненормальная!» – так размышляла Оля и вдруг разозлилась. – «Господи, какие все двуличные! Этот Ашхабадов со своей любовью. Да как он мог признаваться мне в любви, когда сам с моей лучшей подругой… Господи! За что мне это все?»