В качестве рекламы, разумеется, использовались громкие названия. Писали их подчас безграмотно, по большей части, без кавычек. В частности, часовой магазин Азерского имел огромную броскую вывеску: «Магазин Женева».
Идея, в общем-то, понятно. Да, самые престижные часы – швейцарские, да, в Швейцарии есть город под названием Женева, и у покупателя должен сложиться соответствующий ассоциативный ряд.
Но это – в идеале. А в действительности, подавляющее большинство костромичей считало, что здесь – магазин некого господина, носящего простую русскую фамилию: Женев.
А С. Чумаков писал о совершенно фантастическом рекламном ходе, придуманном одним предпринимателем: «Была торговля готовым платьем третьего сорта, главным образом из лодзинского материала. Принадлежала она Морковникову и именовалась неведомым для костромичей словом „Конфекция“. Магазин был оборудован следующим образом: окна завешены готовым платьем, так что в магазине царил полумрак, а при наступлении темноты зажигалась лампа с каким-то особым голубым стеклом; лампа была керосиновая, свету давала мало, и полумрак не давал возможности рассмотреть дефекты и окраску материала. Для оживления оборота против магазина на галерее прохаживался юркий еврейчик, у которого на руках была пара брюк. Увидя зазевавшегося крестьянина, он хватал его за руку и волок в магазин. Если клиент не отбивался, то как только он попадал в „Конфекцию“, на него набрасывались с разных сторон два или три приказчика, совавшие готовое платье прямо в лицо. Торговались до седьмого пота, а в случае, если покупатель уходил, то за ним мчались на улицу и тащили за полы обратно в „Конфекцию“».
Несмотря на очевиднейшую дикость этого приема, он срабатывал. Во всяком случае, оригинал Морковников имел возможность закупать новые партии сомнительных штанов, а также содержать своеобразный персонал.
И вместе с тем за «репутацией» следили строго. Как-то раз купец Галанин принялся кутить недалеко от города с девицами. Девицы оказались вороватыми и вытащили у Галанина две тысячи рублей. А вскоре после этого проговорились, кто-то сообщил о них в полицию, девиц быстренько взяли в оборот, они во всем сознались и отдали деньги. Галанин же, когда ему об этом сообщили, напрочь отказался признавать что бы то ни было. Дескать, и девиц он видит в первый раз, и денег у него никто не воровал. Как ни настаивали полицейские, он – ни в какую. Готов был запросто расстаться с этой далеко не малой суммой, лишь бы под присягой на суде не сообщать о своих шалостях. Иначе потеряет больше, ведь купеческое общество, прознав о том, что он способен на такое безрассудство станет к нему относиться впредь без должного доверия. Такого допустить никак нельзя.