Благоговейно очи опустила
она, благословенная средь жен,
и Слово невместимое вместила.
Так для людей светильник был зажжен,
что разбудил их заспанные души,
и мрак безликой смерти разогнал.
И Бог, Кто царство темное разрушит,
в Ней, безневестной человеком стал.
Сыпет снег и ветер воет,
ночь темнее всех ночей.
В храме стойкий запах хвои
и медовый дух свечей.
Здесь и золото, и мирра,
и рождественский покой.
Будто два различных мира —
храм и то, что за стеной.
Мир стучится к нам упрямо
и смущает естество.
А в вертепе в центре храма
дивный образ – Рождество.
Счастлив тот, кого к истоку
и сегодня и тогда
привела к Живому Богу
путеводная звезда.
Имя, пережившее века,
утвердилось у людей российских.
Имя, голубое как река,
что течет среди лугов росистых,
напоенных ароматом трав,
горькой их лечебной благодатью.
И звездой серебряною став,
имя блещет над речною гладью.
Как оно тогда звучало там,
где родился Иисус Спаситель?
Тихо звал Иосиф: «Мариам,
проходи, хоть и бедна обитель,
все ж она спасает от ветров.
Есть пещера, хлебушек, водица.
Мариам, вот ясли для волов
с мягким сеном. Может, пригодится?».
Мариам, Мария – светлый звук,
и Она, услышав в ритме сердца,
вторящий ее сердечку стук,
без истленья родила младенца.
На небе звезды, будто зерна хлеба,
они взошли надеждою, когда
в тот колокол сияющего неба
ударила подвижная звезда.
Она пришла с Востока к Вифлеему,
за нею мудрость – древних знаний дочь.
Дышала и жила в земных пределах
Святая ночь, Рождественская ночь.
Спокойно спал, посапывая мирно,
Царь, Человек и Бог. Всю жизнь потом
хранила Мать и золото, и смирну,
и ладан, и пророчества о Нем.
О чем тогда молилась Приснодева,
клонясь над Сыном, Господом ее?
О, эта ночь, рождественское диво,
вертеп, так непохожий на жилье!
Но прежде чем волхвы вошли с дарами,
привел Архангел пастухов сюда.
Так всех богатых и премудрых ранее
пришла к Нему святая простота.
Тепло младенцу. В яслях не застынет
спеленатый Марией в первый раз.
А тот, кто после возопит в пустыне,
полгода уже пробует свой глас.
Был тихий вечер, воды Иордана
катились, омывая сотни тел,
и в сумерках фигура Иоанна
бесплотною казалась, словно тень.
Белели в полумраке чьи-то лица,
Креститель темен от загара был,
и плотная верблюжья власяница
его скрывала.
Поднимая ил,
текла река.
По берегу ступая,
к нему шел Некто, светом окружен.