«Я склонен считать, что его (Фаринелли) жизнь, будь она хорошо описана, представляла бы значительный интерес для публики, ведь большая часть этой яркой жизни прошла при первых дворах Европы. Впрочем, путь его, как я надеюсь, еще далек от завершения, и попытки подобных описаний были бы неуместны…»
Эпоха Фаринелли. Сеттеченто
XVIII век в череде столетий европейской истории занимает особое место. Бывали времена более значимых свершений, но не было более «стильной» эпохи. Искусствовед Н. Дмитриева называет его последним веком господства аристократической культуры, когда под мелодичные перезвоны клавесинов и арф совершались «революции» в сознании и в быту европейцев.
Чем так привлекает нас восемнадцатое столетие, чем так увлекает эта эпоха? Быть может тем, что жизнь XVIII века мы воспринимаем ее бестелесным призраком, и все, что мы знаем о нем: о вещах, о подробностях быта, привычках, вкусах, ― все это лишь благодаря картинам и книгам, музыке и документам. Но, несмотря на то, что так мало осталось от этой эпохи, мы вправе считать себя ее наследниками. Эпоха барокко до того сказочна и нереальна, что знакомство с ней знатоки советуют начинать в особой атмосфере, своего рода игре света и тени, а не в привычном: будничном и скучном ― методе книжной истории.
Чтобы понять и прочувствовать стиль эпохи, необходимо научиться любованию рокайлями и виньетками, настроиться на мечтательный лад. Нужно найти другой угол зрения, изменить некоторые пропорции фигур, групп, аксессуаров и обстановки в общей картине XVIII века, чтобы все эти дворы, салоны, игорные дома, театры, концертные залы, гостиницы и академии, с переполняющей их пестрой толпой, обратились вдруг в очаровательно нереальное зрелище. Чтобы лучше чувствовать все это, надо отойти подальше от простой энциклопедической истории.
Наш герой ― Фаринелли ― итальянец, родившийся в самом начале XVIII века, в 1705 году. В это время Италия не была погружена, как представляют многие, в апатию, ― она оставалась родиной художественного гения и подарила миру новое искусство ― оперную музыку. Копируя вместе с остальной Европой французскую моду, Италия сохранила свою самобытность. От этого картина XVIII века нигде не представляется такой занимательной и затейливой, не омраченной серьезными размышлениями и предчувствиями, как в Италии. То, что в Париже было лишь декорацией грозных исторических событий, в Италии было действительно театральной декорацией ― оперы, комедии нравов, фантастической комедии, комедии масок. Никогда и нигде жизнь не была так похожа на театральное зрелище, как в Италии XVIII века. Восприятие себя, как участника вечного спектакля, разыгрываемого на улицах и площадях, на фоне моря, гор и садов, заставляло итальянцев страстно рядиться и с огромной радостью надевать маски в дни карнавала.