Завершив мысль, складываю руки на груди, чтобы усмирить стучащее от возмущения сердце. Громов переводит взгляд на широкий вырез моей свободной футболки, сползающей с правого плеча. Мне снова жарко, и спрайт, блин, тут не поможет!
- Возможно, ты преувеличиваешь, - замечает он.
Как же… преувеличиваю.
Вадим так её однажды и назвал, нищей приживалкой, которая родила от него, чтобы алименты с тянуть. Но теперь он переиграл всех. Забрал дочь себе и сказал матери, что как бы ей не пришлось ему алименты выплачивать, если вздумает на дочь претендовать. И судом пригрозил, и тюрьмой. Этот всё может устроить. У него связи, а у нас… У нас ничего. Дырка от бублика. И Снежки тоже больше нет.
Ей там лучше, ей там лучше, - мама эти слова как мантру повторяет. И я вынуждена соглашаться. Так как-то проще живётся.
Громов сам не догадывается, какую болячку сковырнул своим вопросом.
- Ну, конечно, с тех пор как её уволили по вине твоего отца, знаешь… ей не устроиться по профессии. Вот и приходится заниматься то тем, то этим. В трудовой дыра, на репутации пятно неблагонадёжности.
- Хватит всё валить на моего отца. Она сама, наверняка, в школу не хочет. В коммерции заработок больше. Да и…
- Давай говори, раз уж начал, - сопровождаю слова возмущённым взмахом руки. – Да и стибрить что-то домой можно? Так? Конечно, что в школе она могла с собой унести? Разве что мел! А тут продуктами бери, коробками выноси. Это сказать хотел? Да ты в курсе, что у неё весь товар под счёт! Если недостача, вычитают из зарплаты. А напарница иногда гадит, тащит, а на мать сваливает. И зимой, думаешь, так приятно в ларьке без нормального обогревателя морозиться? У неё в прошлую зиму о-го-го какой бронхит был, чуть до пневмонии дело не дошло.
Я хочу продолжить, но Громов внезапно хватает меня за ладонь, которая всё ещё «летает» вверх-вниз возле его лица.
- Принцесса Илона, спокойнее. То есть я хотел сказать, что работа спокойнее. Не с детьми же. А ты тут мне того приписала, о чём я и не думал. В общем, понимаю, что не сахар у твоей мамы работёнка.
- Да! – чуть розовею уже не от жары, а от смущения. – Совсем не сахар. А твой папа живёт и бед не знает.
- Могу за него извиниться.
- Нет уж. Не надо ни за кого извиняться. Пусть сам прощения просит или, ещё лучше, поможет ей куда-нибудь устроиться.