Они смотрели на него, не отводя взгляда; лицо матери все опухло от слез, отец был болезненно бледен, его глаза покраснели от горя и выпитого.
Расбах кивнул Дженнингсу, вместе они вышли на улицу проверить машину. Супруги молча сидели на диване и смотрели им вслед.
Энн не может сделать однозначного вывода о детективе. Все эти расспросы о машине – как будто на что-то намекает. Она знает, что, когда пропадает жена, главный подозреваемый обычно – муж, и наоборот. Но когда пропадает ребенок, неужели главными подозреваемыми становятся родители? Чушь какая-то. Кто навредил бы собственному ребенку? К тому же у них обоих есть надежное алиби. Синтия с Грэмом могут подтвердить. Очевидно же, что они никак не могли похитить и спрятать собственную дочь. Да и зачем?
Ей известно, что район прочесывают, что полицейские ходят по улицам, стучатся в дома, опрашивают поднятых с постели людей. Марко снабдил полицию самой последней фотографией Коры, сделанной всего пару дней назад. С фотографии смотрит, улыбаясь, счастливая белокурая малышка с большими голубыми глазами.
Энн злится на Марко, ей хочется кричать на него, молотить его кулаками, но дом полон полицейских, поэтому она не осмеливается. И когда она смотрит в его бледное, выцветшее лицо, она видит, что он и сам винит себя. Она знает, ей не пережить случившееся в одиночку. Энн поворачивается и, всхлипывая, падает ему на грудь. Его руки обвивают ее, и он крепко ее обнимает. Она чувствует, как он дрожит, как тяжело стучит его сердце. Она говорит себе, что вместе они справятся. Полиция найдет Кору. Их дочь вернется к ним.
А если нет, она никогда его не простит.
Детектив Расбах в своем легком костюме вышел из дома Конти и спустился по ступенькам в жаркую летнюю ночь, детектив Дженнингс – за ним. Они уже работали вместе. Каждый из них видел такое, о чем мечтал бы забыть.
Вдвоем они перешли на противоположную сторону улицы, тесно заставленную – бампер к бамперу – машинами. Расбах нажал на брелок, и «Ауди» тут же откликнулся вспышкой фар. Соседи уже высыпали из дверей в пижамах и легких халатах. Они наблюдали, как Расбах и Дженнингс идут к машине Конти.
Расбах надеялся, что кто-нибудь на этой улице что-нибудь знает, возможно, видел что-то и готов об этом рассказать.
Дженнингс, понизив голос, спросил: