– Металл, возможно, и расплавился, но не камень. Надо сходить посмотреть. – Агнесс не верила, что для Тетриуса все так бесславно кончилось. – Камень из короны наших королей. Наверняка его просто так не уничтожить. Он цел, я уверена. Только вот где его искать?
– Сходим, но завтра. Мне-то все равно, мои глаза ночью видят лучше, чем днем, но ты идти по такой темноте да еще в разрушенной башне не сможешь. Тебе сначала надо отдохнуть, ты слишком слаба.
В животе Агнесс неприлично заурчало. Виновато улыбнувшись, она призналась:
– Сначала мне надо поесть и попить. Здесь есть что-нибудь съедобное?
Феррун неохотно отложил взятую книгу и поднялся.
– Почти все сожрали крысы. Они обезумели после бури. А может, это козни графа. Но крысы были везде. Они сожрали всех, кто не успел убежать. Хотя меня они не трогали. Возможно, принимали за своего: я же весь в саже. Человеком от меня не пахнет.
– А что ты ешь сам?
– В погребе в бочках уцелело пиво и вино. Да еще окорока, они подвешены так, что крысы до них не добрались. Но, скорее всего, они их не сожрали потому, что другой еды было вдосталь.
– Окорок это хорошо. И пиво. – Агнесс почувствовала зверский голод.
– Сейчас принесу. Но хлеба нет.
– У меня в сумке был хлеб. Но ее разорвали крысы. Вряд ли там что-то осталось.
Он ушел. Агнесс посмотрела вокруг. Сколько страшных воспоминаний связано с этой роскошной комнатой! Именно здесь граф больше всего любил над ней издеваться. Она знала: если он позвал ее в свои апартаменты, значит, ее ждет боль и слезы. Контрарио особенно любил мучить ее до слез. Она в пику ему старалась не плакать и гордо терпела все муки, не желая, чтоб ее слезы доставляли ему изуверскую радость.
Феррун вернулся быстро, неся сумку, вернее, то, что от нее осталось. Локтем он прижимал к себе небольшой бочонок с пивом, в другой руке держал окорок и две тарелки. Ни вилки, ни ложки он захватить не догадался. Небрежно кинул холщевую сумку на кровать прямо в руки Агнесс.
– Вот твоя сумка. Помятая и изодранная, но внутри вроде все цело.
Она развязала завязки. Риза была цела, завернутая в нее фляжка с водой тоже. Обернутый в холстину хлеб раскрошился, но был вполне съедобен.
Есть на кровати она не захотела, перешла в малую гостиную графа. Здесь у стены стоял небольшой стол, она удобно устроилась за ним, поставив подсвечник с одинокой свечой перед собой.