Туман добрался до него. Он стремительно надвигался вперед,
словно живое существо из елового дыма, поднимался вверх и наполнял
его рот и ноздри. Газ — или чем бы то ни было это вещество — попал
в его легкие, прошел через мембраны и слился с кровью.
Диренк на мгновение оставался неподвижным. Дробовик с грохотом
упал на палубу. В забвении на колени упал и сам раб. Зрачки
расширились настолько, что создавалось впечатление, словно радужной
оболочки и вовсе не было. Руки задрожали. Слезы потекли по лицу,
пересекая кровавые полосы. Он завыл в ужасе и страхе, но не мог
побежать что было сил — руки и ноги будто свело в судороге и он
застрял в бешенном крике раненного зверя на месте с широко
раскрытым ртом.
Ужас целиком и полностью окутало Диренка. Он чувствовал, как оно
проникает в сердце и с каждым ударом разливается волнами дрожью по
телу в его такт. Это было так, словно его окунули в ледяную воду с
добавлением кислоты и когда он пытался всплыть, то что-то до боли
схватило его лодыжку. Это было похоже на чистый, звериный, ужас.
Туман давал страх, в десятки или даже сотни раз сильнее животного,
от которого сводило в ужас и ты застывал как испуганная жертва
перед огромной пастью хищника.
Темные, пораженные ржавчиной и каменной пылью коридоры строения,
покрытые кровью, потом и телами, растворились. Затхлый, землистый
запах плохо переработанного воздуха сменился ароматом отчаяния и
крови. Боль Диренка, его страх, его одиночество — все усилилось
десятикратно. Зазвучала песня — самая чистая, самая ужасающая
музыка, которую он когда-либо слышал. Диренку захотелось убежать
что есть мочи, забыв обо всем, кроме невообразимого ужаса, в
которое он погрузился. Чтобы снова почувствовав его даже на
периферии, убежать опять.
Все остальное не имело значения. Ничто и никогда не будет иметь
такого значения, как волны страха, в которых тонули его чувства.
Еле как свернувшись клубком в тумане, Диренк тихо хихикнул. Зелёная
пелена накрыла его глаза, а немного наступающее безумие в сильно
подвергнувшемся стрессу разуме, еле как удерживалось долгими годами
боёв и испытаний тела с разумом от жестокого мира. Лязгающие шаги
сабатонов казались ему далекими, но воины уже проходили мимо, и раб
едва ли замечал в своем сознании, как они давят трупы всмятку на
пути к сердцу «Асгарда».