– Ловить и судить! – рявкнул я. – Вы – дозорные, Ваня. Вы не имеете права закрывать глаза на такое. И я не имею, понимаешь?
– Да понимаю я, понимаю, – ответил Иван уже спокойнее и тут же разлил по второй. – Саш, мы с Семенычем не такие уж колхозники. Я приглядывал за Темными, это моя работа. Поверь, очень маловероятно, что это кто-то из местных. Трое, как я уже говорил, вообще не охотятся. У четырех лицензия на этот год еще не закрыта.
– Тогда надо искать того, кто не зарегистрирован в Саранске. – Я одним махом опрокинул рюмку. – Или новообращенного. Больные старики, дети, супруги кого-то из семерых…
– Саша, что у тебя с глазами? – тихо спросил Иван. – Ты… ты поэтому Волк, да? Волк?
– Поэтому, – буркнул я, опуская взгляд. – Давай не будем, ладно? Спать охота.
– Спать так спать. – Иван пожал плечами и поднялся. – Я тебя понял. Будем работать… Волк. Попробуй завтра заглянуть к Петровичу, он как раз недалеко от того места, где дорогу делали, живет, за Атемаром. Я тебе утром на карте покажу, не промахнешься.
– Что за Петрович?
– Сам увидишь. – Иван хитро улыбнулся. – Очень умный мужик, много чего расскажет. Тебе понравится.
– Что-то слабо верится, – вздохнул я, устраиваясь на раскладушке. – Ладно, заглянем к этому вашему Петровичу.
Расспрашивать почему-то не хотелось. Меньше знаешь – лучше спишь. А я не спал уже сутки с лишним.
* * *
Я не сразу понял, что меня окружает. Темнота, чернота, в которой видны лишь силуэты и светящиеся прямоугольники. За всем этим угадывалось что-то знакомое, близкое, но словно прикрытое невидимой, но почти осязаемой пленкой. Мало света, почти нет запахов, и шуршание асфальта под подошвами тихое, будто бы мои ноги вдруг удлинились настолько, что я слышал его издалека. Так не бывает.
Бывает! Но со мной это было так давно, что я успел забыть, как выглядит ночь.
Не глазами Волка.
Даже не глазами обычного Иного, не перевертыша.
Глазами обычного человека.
Я будто бы сразу лишился двух третей чувств, к которым успел привыкнуть настолько, что они уже казались чем-то самим собой разумеющимся. Ослеп и оглох. А обоняние, убогое и жалкое человеческое обоняние выхватывало из налетавшего порывами ветра лишь запах сырости, слегка разбавленной бензином.
Но по-настоящему страшно мне стало, только когда я не смог поднять с асфальта собственную тень. Она все так же лежала под ногами мокрой тряпкой, плоская и неподвижная. Кто-то или что-то напрочь отрезало меня от Сумрака. Я оказался в незнакомом месте. Одинокий, лишенный Силы, почти слепой и беззащитный. Почему? Или лучше будет спросить – для чего? Разумеется, неприятности не могли заставить себя ждать.