Ирча, первым стоящий в ряду
отвешивает в мою сторону короткий, изящный поклон и, подняв правую
руку, говорит:
- Вождь и вы, братья! Дозвольте
сказать слово!
Что ж, это не планировалось, но и
запрещать смысла нет.
- Говори, Ирча, мы слушаем тебя.
- Братья, в недавнем бою мы все
увидели силу и удачу Каржаса. Идти за таким смелым и щедрым вождем,
который не жалеет серебра для своих воинов – что может быть
достойнее? Так чего ждать? К чему присматриваться и что испытывать?
Решено!
Ловким, исполненным достоинства
движением тавр опустился на одно колено и со сдерживаемым волнением
произнес:
- Я, Ирча Мирт Кердур, беру оружие из
твоих рук, господин, прошу принять в ответ мою клятву верности и
службы.
Да, запомнилось мое лечение острому
на язык парню. Помню его взгляд тогда. Немного удивленный и очень
благодарный.
- Это большая честь для меня, сын
Мирта. Возьми это грозное оружие и служи верно.
Вкладываю винтовку в протянутые
навстречу руки. Тавр поднимается, от души, с силой хлопаю его по
плечу, заставляя покачнуться и, улыбаясь, говорю:
- Славное утро, не находишь?! – Ирча
широко улыбается в ответ.
Поворачиваюсь к трем оставшимся
таврам. Смотрю на каждого.
- А вы что скажете, волки?
Сначала здоровяк Андо, а следом и Син
с Яри опускаются на колено.
Принимаю слова присяги уже как тан и
глава дружины, а не походный вождь ватаги. Вручаю каждому из своих,
да, теперь точно своих, воинов оружие и серебро. Обнимаю всех
четверых.
- Это бы стоило отметить, но сейчас
не время. Пора в путь. Обещаю, что первым же вечером в Тиардморе
устроим знатную пирушку с музыкой, песнями и плясками! – Переждав
волну веселья в предвкушении доброго застолья, уже другим тоном
приказываю. – Всем десять минут на сборы. Дин, забирайте все, что
решили выставить на продажу, упакуйте для седельных вьюков.
Через несколько минут с улицы
слышится перестук многих копыт и приглушенное ржание. В открытые
ворота въезжает совсем еще юный наездник, лет
двенадцати-тринадцати, а за ним целый табун. Замыкает его еще один
подросток на вороном мерине. Оба паренька снаряжены как в дальнюю
дорогу, через седла перекинуты туго набитые торока. Кони заполняют
двор, фыркают, встряхивают гривами, косят глазами на неизвестных
людей, остро пахнущих железом и порохом. Часть лошадей заседлана,
часть нет. Мальчишка-наездник легко соскакивает наземь и с коротким
поклоном обращается ко мне: