- Это семьсот сорок четвертый! Нас
атаковали, нас атаковали! – пытался доораться неизвестно до кого в
рацию Корякин, но ему никто не отвечал.
- Летчики перепутали, - мрачно
констатировал Казаков, - видимость нулевая, вот и ошиблись…
- Да за такие ошибки расстреливать
надо!
Я высунулся из люка башни и огляделся
по сторонам. Наши порядки сбились, две машины чадили густым черным
дымом. И тут и там валялись мертвые изувеченные тела наших
товарищей, так и не успевших вступить в свой первый бой.
Между тем самолеты пошли на второй
круг, и я понял, что сейчас все станет еще хуже. Пилоты так и не
поняли свою ошибку, но очередной заход будет еще более
кровавым.
Что делать? Как их предупредить, что
они бомбят не тех?
Я выбрался на броню, прихватив кусок
ветоши, которой мы протирали масло. Некогда белая, она давно
изменила свой цвет, но ничего иного у меня под рукой не
имелось.
Схватив ветошь в правую руку, я начал
махать ей, делая знаки тем, кто наверху. Увидьте же! Поймите, что
происходит.
И тут же одна за другой позади
ударили пушки, началась обычная пятнадцатиминутная арт-подготовка
перед наступлением.
То ли пилоты, наконец,
сориентировались, определившись, где свои, а где чужие. То ли, что
маловероятно, заметили мои знаки, но второй волны не случилось.
Машины развернулись и унеслись в сторону немецких позиций.
- Твою же мать… - Корякин выбрался из
танки и осмотрелся. Его огромные кулаки сжимались и разжимались в
бессильной ярости. – Твою же мать…
Нам повезло, не зацепило. А вот
многим другим удача не улыбнулась.
Из глубокой воронки, образовавшейся
от взрыва совсем неподалеку от нашей машины, пытался вылезти
человек. Я соскочил с брони и бросился ему на помощь, протянув
руку. Со всех сторон спешили и другие бойцы, но я успел первым.
Лицо его, черное от грязи и копоти,
выражало вселенское удивление. Я крепко схватил его чуть потную
ладонь и дернул на себя. Боец пошел вверх неожиданно легко, я этого
не ожидал и, чуть поскользнувшись в грязи, упал на спину, но руку
не отпустил.
Он вылетел из ямы прямо на меня,
рухнув сверху. И тут же захрипел на низкой ноте, а потом завыл
долго и протяжно. У него была лишь половина тела. Все, что ниже
пояса, отсутствовало. Из ямы наверх тянулась кровавая линия,
вперемешку с кишками и внутренними органами.