Щербакова вспыхнула вдруг, видно было как задели ее мои слова, приоткрыла ротик, закрыла его, раздула ноздри и все-таки выпалила на одном дыхании:
— Я о тебе тоже многого не знала, не знаю и знать не хочу. — сердито ответила она.
Ну да, Маша, лучше тебе не знать обо мне ничего, чтобы локти не искусать в кровь.
Жизнь всех и все по местам расставляет.
Вот и Маша тоже теперь живет так, как заслуживает — я в этом ни капельки не сомневаюсь.
***
10 лет назад
— Маня, Манюня...я билеты купил. В кино.
Маша опять почему-то казалась зареванной.
— Не хочу...пойдем к тебе?
Я приобнял ее хрупкую маленькую фигурку и прижал к себе покрепче.
— Опять орал, да? Орал? Сильно?
— Еще как, — Маша буквально влепилась в мои объятия, то и дело всхлипывая. Почувствовал, как рубашка становится мокрой от ее слез. Моя Машка и плачет? Да если бы кто другой обидел-башку бы открутил. А тут вроде как папаша её...неправильно это, не по-пацански. Да и она не даст, она-то его любит вроде как. И он её тоже любит — вот до сих пор никак пуповину не перережет.
Дядя Вася почему-то с самого начала меня невзлюбил. Сразу ей так и сказал «выбрось этого щенка из головы, я тебе породистого кобеля найду». Она, конечно, промолчала. Мне ни слова, ни полуслова не сказала, да я сам тогда услышал.
Думаю, он специально это погромче говорил, чтобы задеть меня, вывести на эмоции. Чтобы я ему морду при Машке начистил, или обиделся и впрямь исчез из ее жизни. Да черта с два! Хотя я и правда тогда думал вылечу из Машкиной комнаты и врежу ему как следует, но куда там... смалодушничал. Испугался, что она меня бросит. Надеялся, смогу со временем завоевать уважение. Дурак, одним словом.
В конце концов решили на глаза ему вместе не попадаться. А одно время даже побег планировали, но не вышло — у меня серьезно заболела мама.
Маша все чаще ходила расстроенная, и я боялся, что она послушает отца и уйдет от меня. Но Машка держалась изо всех сил.
— Ну давай я поговорю с ним...
— Опять? — она подняла зареванное лицо, — Сто раз уже говорил, что толку-то? Только разозлишь его. Давай дождемся как сможем уйти и тогда...
Я кивнул, соглашаясь, и уверенный, что так и будет. В тот вечер Маша впервые осталась у меня ночевать. Я целовал ее мягкую бархатную кожу, от ключиц и до нежных пяточек, мял ее сладкие губы и качал на руках, как маленькую. Она и была тогда моей малышкой, моей ласковой и верной малышкой. Всю ночь мы не спали, перемежая поцелуи мечтами и разговорами, прерывая эти разговоры любовью, смеялись и были так счастливы, как только возможно вообще быть счастливыми двум любящим людям.