Правда. Всё правда. Это он. Свет. Тот самый отчим-капитан. Мой
отчим...
Дурной сон!
Всё это просто дурной сон!
Не могло быть на самом деле.
Не со мной.
Я же… Я…
Но мама и Святослав по-прежнему стояли рядом, трогательно
держась за руки, улыбались радостно хлопающим их гостям, пока моё
сердце трескалось и взрывалось множеством острых осколков, каждый
из которых вонзился в мои внутренности, раня до такой боли, что у
меня едва получалось её сдержать. Та же коробочка с ключами от
квартиры выпала из рук, что я пусть и заметила, но как-то
отстранённо. Бездумно смотрела на неё у своих ног, а в голове до
сих пор слышался звонкий голос мамы, сообщающий всем, что вскоре
она станет госпожой Киреевой.
Я не знаю, сколько прошло с момента, как мой мозг зафиксировал
эту информацию. Я потерялась. Во времени, пространстве, в той боли,
что волной цунами обрушилась мне на голову, погребая под собой без
возможности всплыть на поверхность. Хотелось побежать
быстро-быстро, а затем на всей этой скорости врезаться в бетонную
стену. Или сигануть с крыши ближайшего небоскрёба. Или моста. Да
что угодно подошло, лишь бы уже наконец оказаться как можно дальше
отсюда и ничего не чувствовать. Но я стояла здесь, смотрела себе
под ноги и если и умирала, то только мысленно.
Вокруг моей шеи сомкнулись чьи-то руки. Их владелица что-то
радостно кричала мне в ухо, трясла меня, пытаясь расшевелить. Я не
реагировала. Она куда-то меня повела, я не особо замечала.
Передвигала ногами машинально.
— Ну же, Ника, приди в себя, давай, подруга, нужно идти.
Я и шла. Что ещё надо?
— Жесть, просто жесть…
Девичий голос причитал и причитал, я не слушала. В себя пришла,
когда на меня сверху полилась ледяная вода. Мозг неохотно, но
выходил из коматоза. Моргнула. Всхлипнула. Раз, другой, третий… А
затем сползла по стеночке и всё-таки разревелась.
Камилла (а это была именно она) снова чертыхнулась и выключила
воду, накинула на мои плечи подогретое на сушилке полотенце и
присела рядом. Больше ничего не говорила, а я всё ревела и ревела,
даже когда слёзы закончились, тело продолжало содрогаться.
Не верилось. До сих пор не верилось.
Всё это время подруга тихонечко ждала, когда я успокоюсь.
— Ну ты как? — поинтересовалась, когда я, судорожно вздохнув в
последний раз, принялась утираться полотенцем.