В кабинете генерального я провел еще три часа, включив запись
разговоров в кабинете главного инженера, где периодически заседал
штаб революции. Правда, в отличии от большевиков в 1917 году,
настоящих буйных осталось мало – руководители цехов и служб с
десяток раз обсудили, какая я сволочь, прикинули несколько новых
версий, куда мог деться генеральный директор. Кульминацией
совещания заговорщиков стал звонок по телефону от бывшего
директора. Половины слов я, естественно, не слышал, но из реплик
главного инженера понял, что Арнольд Францевич обещал всем свое
полнейшее благорасположение в будущем, а пока призвал своих
сторонников осуществлять акты саботажа и гражданского
неповиновения, пока он получит из министерства подтверждения своих
полномочий и подкрепившись документами, примет должность.
Когда обсуждение планов заговорщиков вернулось на третий круг, я
выключил сканер с диктофоном и покинул Завод, сдав в канцелярию все
подписанные мной за несколько часов документы.
Локация – Дорожный РОВД.
- Куда ты дел машину? – мне показалось, что я не расслышал слова
человека, сидящего на полу на пороге моего кабинета и старательно
изображавшего приступ жгучей боли во всем теле.
- В ломбард, я же сказал… - мужик лет тридцати с лицом выпивохи
с рождения, вытер нос рукавом болоньевой куртки, после чего стал
старательно тереть глаза.
Задержанный с утра участковым Шепелев Алексей, тридцатилетний
алкоголик и наказание родителей, пропивал все, до чего дотягивались
его длинные руки. И, когда из-под окон его тестя пропала старый
«Москвич-403», Шепелев мгновенно стал единственным подозреваемым.
От общения с участковым уполномоченным молодой человек сурово
отказался, после чего оказался в моем кабинете, для более
серьезного разговора. Что-то слышавший о наступлении эры демократии
и свободы, алкозависимый гражданин попытался с ходу мне нахамить,
потребовав своего немедленного освобождения и принесения
официальных извинений от имени министерства внутренних дел, после
чего мгновенно оказался на полу. Не поймите меня превратно, у меня
принципы – я задержанных не бью, а пара стимулирующих, почти
дружеских, подзатыльников за избиение считаться не могут, даже с
точки трактовки ООН Декларации о запрете пыток.
Но гражданин Шепелев о моих принципах осведомлен не был,
поэтому, почувствовав своим нутром конченной твари, что здесь его
уговаривать не будут, Миша сел на пол, сократив площадь своего
тела, пусти скупую мужскую слезу и тут-же начал «колоться».