Решительно отталкиваю его, и он от неожиданности шлёпается пятой точкой на стол позади себя.
— Это вы устраиваете из образовательного учреждения самый настоящий бордель! Пытаетесь продать меня какому-то там депутату! Вы вообще в своём уме?!
— Какая ты горячая, Люба, — смотрит на меня своими масляными глазками Иван Иванович. — Не зря я тебя тогда на собеседовании сразу заметил. Когда ты к нам только после института пришла по распределению… А конкурс был огромный, как ты помнишь… Я понимаю этого Егора, сложно сохранять хладнокровие, когда каждый день на уроках видишь такое… — и он снова порывается ухватить меня за грудь.
Но я хватаю своё верное оружие — указку, и что есть силы бью его по загребущим пальцам.
— Что ты делаешь?! — зажимает рукой ушибленный пальцы директор.
— Защищаю свою честь и достоинство, мерзавец! — наотмашь, как мушкетёр своей шпагой, бью я его по второй руке указкой. — С подлецами работают только такие методы, — и моя указка уже обрушивается на его лысеющую голову.
Я Жанна д’Арк! Я мщу за всех женщин, включая Сонечку Мармеладову и Катеньку Кабанову! Я — Немезида!
— Прекрати сейчас же, ты что, взбесилась совсем?! — уже защищается от меня директор, но я не унимаюсь, и тычу указкой в его самое сокровенное место. Прямо остриём своей шпаги справедливости и возмездия.
— Убери! Я уже всё понял! — директор воет от боли и унижения, а я отшвыриваю указку в угол.
Да что это на меня такое нашло?! Я ведь совсем не такая! Я добрая. Спокойная. Профессиональная. Но мне, видимо, просто нужно было выплеснуть эту накопившуюся за всё время работы здесь усталость.
— Ты уволена! — орёт на меня красный от боли и злобы Иван Иванович, и я с насмешкой отвечаю ему:
— Нет, я не уволена, Иван Иванович. Я сама увольняюсь. И если вы только посмеете меня преследовать, то всё, что здесь произошло, станет достоянием общественности! Я пойду до конца, защищая себя! — уже спокойно и по слогам произношу я, как недоразвитому ребёнку, чтобы он понял смысл каждого сказанного мною слова.
— Да куда ты пойдёшь?! — с насмешкой бросает он мне в спину, и я бросаю ему через плечо:
— В деревню, к тётке! В глушь! В Саратов! — и я не сомневаюсь, что этот придурок даже не помнит, слова какого бессмертного классика я ему только что процитировала…
— Ну что же, Любовь Ивановна, — мы очень рады, что у нас в посёлке будет теперь такая замечательная учительница, — приветствует меня глава поселения, Архип Николаевич Сумский. — Село у нас древнее, ещё в летописях упоминается старинных, монастырь даже свой собственный неподалёку имеется, да вот только сами понимаете, молодёжь вся в город поразъехалась, молодые специалисты к нам ехать не хотят, — разводит он руками. — Так что добро пожаловать, милости просим, — улыбается он мне своим щербатым ртом.