- В каком плане?
- Что я очень жадный, - он возвращает взгляд к моим глазам и усмехается. Наступает на меня, оттесняя дальше, заставляя делать шаг за шагом, чтобы сохранить безопасное расстояние. Но с Рустамом это невозможно. Натыкаюсь спиной на тумбочку – ее край больно врезается в поясницу, – и оказываюсь лицом к лицу с голодным зверем. Он стоит, нависая надо мной, буквально в нескольких сантиметрах, выбивая из груди дыхание, а из-под ног – землю.
- Что я не делюсь тем, что считаю своим. Что стираю конкурентов в порошок. Что всегда получаю свое, любыми средствами. И женщины не исключение.
- Я ведь не собираюсь становиться для тебя конкурентом, - пытаюсь пошутить, но смешок, слетевший с губ, выходит слишком неестественным и нервным.
Рустам улыбается, но глаза остаются серьезными. Холодными. Они будто сканируют меня, заглядывая в самую душу, считывая, и я абсолютно уверена, что будто на ладони перед ним, что от его глаз ни одна самая сокровенная тайна не скроется.
- Ты точно понимаешь, на что идешь? Провести со мной ночь и остаться в качестве содержанки – две разные вещи. Если останешься, больше никуда не уйдешь, пока мне не надоест играться с тобой и я не захочу тебя отпустить. Только вперед ногами, и я не шучу. Готова стать моей собственностью?
Сглатываю. Я хотя бы не буду нуждаться и бояться за свою жизнь. Получу образование, увезу бабушку, буду знать, что мое будущее точно будет безоблачным. Смогу помогать, в конце концов, онкобольным и детям, пусть и из чужого кошелька. Да и… буду рядом с Рустамом, что уж греха таить. С ним я чувствую себя защищенной, слабой женщиной, которой не нужно бояться или плакать, прятаться и запираться от кого-то. Он, в отличие от отчима, вреда мне не причинил за всё то время, что был рядом, даже секунды плохо со мной не обращался.
- Да, - выдыхаю я, еще не зная, что этим подписываю себе приговор.
Шахов молчит некоторое время, вглядывается в лицо, лишь спустя полминуты кивает.
- Самолет вылетает через три часа. Собирайся, тебе еще нужно успеть попрощаться с родными.
- Точно! И собрать вещи! – отмираю я.
- Ты серьезно переживаешь о тряпках?
- Ну ведь мне нужно будет в чем-то ходить, - удивляюсь я.
- Забудь. При мне тебе стоит приучиться ходить голой.
Я непонимающе пялюсь на Рустама, хмурясь, и вид у меня, похоже, такой обескураженный и недовольный, что мужчина фыркает: