— Нет. И я не хочу никуда переезжать.
— Тут дело не в том, чего хотите вы, Марта Григорьевна. Скажите
свой телефонный номер.
— Не хочу.
Марта повесила трубку.
Некоторое время она раскачивалась в проклятом кресле с овечками,
затем отстраненно вернула смартфон героиновой фройляйн и
развернулась.
Еще некоторое время потребовалось, чтобы новая знакомая
продолжила свой путь (а не разглядывала), и Марта вбила в строку
поиска в своем телефоне пресловутый “Бернштрусс”. Поисковая выдача
ей крайне не понравилась с самого первого взгляда.
Но она почти только что своими ушами слышала от Герхарда
“продолжим завтра”. И про “один прекрасный день”.
“То есть перевозят меня без ведома врачей?!”
— Херр Герхард! — негромко звала Марта, катясь вперед.
Кресло жужжало, что есть сил.
Бернштрусс — чертов хоспис для мафии, судя по первым строчкам
поиска. Но, скорее всего, этим дело не ограничивалось. Или юрист
имел в виду именно этот хоспис, когда говорил о безопасном
заточении на неопределенный срок?
“Вряд ли у кого-то из родственников и их подельников есть
такие связи или должники в Германии.”
Каким-то чудом она успела вовремя добраться до кабинета, который
как раз запирал психиатр. Дальше по коридору была заметна лишь
какая-то посетительница с ровными черными волосами. Снова едва-едва
почувствовался недавний аромат духов. В остальном было пусто и
тихо. Только что-то потрескивало в стенах.
“Ничто мне не помешает его остановить! Ничто!”
— Срочно. Врачебная тайна, — проговорила она.
Тот лишь развел руками, в одной из которых была зажата
старомодная кожаная сумка. Дело и правда шло к вечеру и концу
рабочего дня, но жест означал не только это.
— “Взрослые разберутся”? Так, да? — чуть подпустив яда в голос,
осведомилась она, — открывай кабинет или мой расчлененный труп тебе
до конца дней будет сниться.
Она вкатилась во все-таки отпертую дверь, а профессор дал знак
подоспевшим санитарам.
— Заприте, пожалуйста, Герхард Абрамович, — попросила она
вошедшего следом психиатра, — выключите запись.
— Здесь не ведется запись.
“Да ладно? Ну тогда ему на старости лет придется повозиться с
десятком другим исков о жестокости и домогательствах в закрытом
кабинете. Среди пациентов-то, которые и так винят всех, что в их
зависимости виноваты все вокруг, но не они.”
“Уж я-то на диктофонах погорела… Кажется. Если не согласишься —
пеняй на себя.”