— В последнее время ты прямо сам не
свой, дружище. Ты знаешь, я не силён в разговорной части, но если
тебя что-то тревожит, знай, что ты всегда можешь поговорить со
мной, — обратился ко мне Александр.
В тот момент я даже успел искренне
позавидовать Элиоту — несмотря на былые регалии, я не мог сказать,
что в прошлом у меня было много друзей.
— Спасибо... — я замешкался, потому
как понимал, что доброе расположение было адресовано не совсем мне.
— Со мной всё в порядке. Будет. Однако попридержи для такого случая
пару бутылочек пива.
Было видно, что Фриц хочет сказать
что-то ещё, однако он не соврал — слова не были его сильной
стороной.
Оставшаяся часть дороги до озера
проходила в молчании. По мере нашего к нему приближения становилось
туманно, а небосвод меж тем затягивало тучами. Лесная тропа,
ведущая к берегу, змеилась меж высоких тонких берез, растущих из
голой почвы. Мы двигались по ней, положив руки в карманы и
оглядываясь по сторонам.
Когда мы наконец вышли к озеру,
свежесть сменилась сыростью, какая иной раз слышится осенью, и я,
посмотрев под ноги, непроизвольно поёжился. Берег, как и вся земля,
был месивом из грязи, прелой листвы и мха.
Александр и я поднялись на причал, и
я заметил, что доски в некоторых местах были прожжены. Не придав
этому особого значения, мы уселись на самом краю — носки моих кед
едва доставали до кромки воды. Пока Фриц возился с удочкой и
снастями, я достал из кармана пачку сигарет и закурил.
— Мне казалось, ты бросил, —
проговорил Александр.
— Я собирался бросить? — удивился я с
небрежностью, вспоминая дорогие сигары и трубку, что курил в родном
мире.
— Ну, — скептически начал приятель
Элиота, — Федра. Дышать тяжело, одышка.
Я не ответил, испытывая странную
задумчивость. Вместо этого лишь сделал глубокий вдох, глядя на
язычок пламени, пляшущий на конце сигареты.
Когда Александр забросил удочку, я
увидел в воде нечто странное. Я не раз слышал, что любопытство
сгубило кошку, но, тем не менее, не смог удержаться и наклонился,
чтобы выловить ткань, намотавшуюся вокруг сваи. Засунув руку по
локоть, я вытянул на поверхность посеревшую, потрёпанную временем
свадебную вуаль. Выпрямившись, я повертел её перед глазами.
— Какая... находка, — проронил Фриц,
скосив на меня глаза. — А я уж думал, что те ныряльщики уж всё со
дня подняли.