Обширный двор перед нами был
безмолвен и погружён в темноту. Чтобы осмотреть его, пришлось
посветить фонариком. Асфальт перед главными зданием растрескался и
пророс сорной травой, на парковке не осталось ни одной машины.
Неожиданно раздался шум, и на дороге позади нас мелькнули фары. Я
подошёл чуть ближе к воротам и выглянул, сам стараясь оставаться
незаметным. Машина проехала мимо и скрылась за поворотом.
— Не стоит задерживаться — мало ли, у
хантов проверка, — Даналия потянула меня за собой. То, что таким
образом она назвала охотников, являющихся по сути полицейскими, я
понял не сразу.
Так мы оказались перед парадным
входом. Двери его, почти целиком стеклянные, ловили наши отражения
и искажали их пугающим образом. Тень падала так, что казалось,
будто ни у кого из нас нет глаз, а тела вытягивались до
невообразимой тонкости.
Едва я задумался о том, что
использовать стекло для дверей — не самая практичная находка этого
мира, как Ева сказала:
— Всё цело. Даже странно как-то, — и
оглянулась на ворота. — Может, у них сигналка стоит? В жизнь не
поверю, что иначе бы здесь всё было цело.
— Ну, сейчас у нас будет шанс это
проверить, — Фриц поднял с земли булыжник и взвесил его рукой,
прежде подбросив. — Но для начала, давайте подумаем, что скажем,
если нас загребут.
— Полагаю, что ни одно из оправданий
не спасёт нас от инсектария, — качнул головой я. Инсектариями, к
слову, здесь звались камеры временного содержания. — Разве что
притянуть к этому твоё краеведческое сообщество. Например, история
медицины Линейной или нечто в таком духе.
— Ну, это хотя бы менее палевно, —
сказала Даналия и кивнула Фрицу. — Ладно, разберёмся по ходу
дела.
Тот, отойдя в сторону, махнул нам, и
мы последовали его примеру. Затем Александр, размахнувшись, бросил
камень прямо в стекло — осколками зазвенела округа.
Мы выждали несколько минут после
завершения стеклопада — тишина сохранилась как внутри больницы, так
и на прилегающей территории. Ничего, что напомнило бы сигнал
тревоги, не прозвучало.
— Ладно, — шагнув навстречу глядящей
из вестибюля темноте, сказал я, — можем идти.
Взяв у Евы фонарик, я посветил по
сторонам — радиус у луча был небольшим, но рассмотреть окружение
немного удалось. Интерьер полностью соответствовал статусу:
обшарпанные стены, грязный пол, инвалидные кресла и тележки для
перевозки тел. Напротив входа находилась стойка регистратуры, по
правую руку — лестницы с лифтом, а по левую — переход в отделение
интенсивной терапии, заброшенное ещё при работе больницы из-за
недостатка финансирования.