– Конечно, – недовольно пробубнил сын.
– Никита?..
– Да почистил я!
– Покажи, – строгим тоном приказала я, подойдя к малому и легонько повернув к себе детское личико за подбородок.
Никита вздохнул, безвольно подчиняясь моему требованию.
– Ты сведёшь меня с ума, мам!
– Тася, он взрослый парень, ему уже десять лет! Он в состоянии почистить зубы сам.
– А потом мы едем к той женщине-стоматологу, которая раздевает тебя своими страшно накрашенными глазами, – промычала я, отпуская от себя сына и возвращаясь к боксу со школьным завтраком.
– Она очень хороший доктор. Когда-то мне даже лечила зуб, – с улыбкой заметил мой муж, в то время как я складывала в контейнер оладьи, нарезанный огурец, две сваренные молочные сосиски и жареный картофель.
«И наверняка ты её потом недурно пролечил от одиночества в её мягкой и широкой постели», – невольно подумала в ответ, но вслух всё же не решилась озвучить промелькнувшую в голове мысль.
Никита вихрем выбежал в прихожую, чуть не сбив меня с ног, пока я пыталась компактно уложить в его ранец ланч-бокс, а затем торопливо и несколько небрежно стал натягивать на себя ветровку. Увидев, насколько неаккуратно на нём сидит одежда, я в нетерпении подскочила к нему, принявшись поправлять её. Терпеть не могу небрежный вид.
– Мам, такие шапки дураки одни носят.
– И ещё ты, но ты не дурак, – улыбнулась я, щёлкнув сына по носу.
– Как я выгляжу? – Дима, покрутившись у большого настенного зеркала в прихожей, лёгкой пружинистой походкой встал напротив меня: в прекрасно подчёркивающем его карие глаза пиджаке, который мы купли в этом году во время отпуска в Дубае.
– Замечательно!
Утопая в крепких объятиях, мы на прощание улыбнулись друг другу. Наши губы поспешно встретились. Чувствуя, как меня уносит водоворот вмиг проснувшейся страсти, едва смогла прервать поцелуй, тут же встретившись с его опьяневшими глазами.
Прикоснувшись рукой к его гладковыбритой щеке, сделала глубокий вдох, завершая сегодняшнее совместно проведённое утро.
Шутливо натянув шапку сына до самого кончика его носа, он тихо прошептал:
– Люблю тебя. Ладно, Никитос, – и уже громче скомандовал, – пойдём, – но как только его рука легла на ручку входной двери и опустила её вниз, распахнув настежь тяжёлое полотно, Дима, нахмурившись, проговорил: – Ого... Может, посидишь дома?