– В смысле? – Тимар аж повернулся в седле.
– Ну… Языки, бухгалтерию, – растерялась я от такой реакции.
– А, ты об этом. – Тимар все-таки взял себя в руки и начал
рассказывать. – Я с пяти до тринадцати лет, пока отец был жив, жил
в пансионате. Там нас всему учили – чтению, письму, математике,
языкам, манерам… Я был вроде как гордостью учителей, – хмыкнул
брат. – А потом нашли этот брыгов электрум, и отец пропал. В тот же
день меня отчислили без объяснения причин. Отдали остаток денег за
год и оставили в приемной дожидаться нового опекуна. Я сбежал…
Думал найти отца. А господин Раду перехватил меня в придорожной
таверне и предложил службу.
– И ты согласился.
– А у меня был выбор?.. Ты есть не хочешь? – резко сменил тему
Тимар.
– Хочу, – оживилась я. Что-что, а на аппетит я никогда не
жаловалась.
– Тогда распорядись насчет ужина, а я лошадей в конюшню
отведу.
Я птицей слетела с седла, чмокнула Ворону в бархатный нос и
побежала на кухню. Главного повара уже не было, только кухарки,
переговариваясь, домывали посуду и чистили на завтра овощи. Меня до
сих пор немного коробило, когда женщины прерывали работу, чтобы
поклониться. И вообще, на кухне я себя чувствовала ужасно
неуютно.
– Добрый вечер, приготовьте, пожалуйста, ужин на двоих у нас в
комнате, спасибо! – И стрелой вылетела за дверь, едва не сбив слугу
с ведром молока.
– Куда пре..! Простите, госпожа, – проглотил ругательство
мужчина и тяжело затопал по лестнице.
Галия очень любила принимать ванны с козьим молоком, считая их
панацеей от увядания кожи. Я только головой крутила – ей всего
двадцать четыре, а выглядит она куда лучше шестнадцатилетних
служанок, какое там увядание! Только молоко переводит.
Вообще, с того момента, как я узнала, что Галия, как и я,
смесок, графская любовница растеряла большую часть своего
божественного ореола. И смотрела я на нее уже не только восхищаясь,
но и завидуя – а чем я хуже? Да ничем! Зеркало, Тимар и Рина
твердили, что я очень хорошенькая, мне даже волосы красить не
придется! А глаза… Ну, у графа они тоже не райанские, кровь
прапрабабки с Островов отозвалась, но мне очень интересно, что
останется от человека, посмевшего оскорбить Йарру смеском. Он ведь
даже стражу звать не станет, сам порежет наглеца на ленточки.
Зависть, к слову, оказалась ничуть не менее действенным
стимулом, чем насмешки. Высунув кончик языка от усердия, я
старательно выводила буквы, подражая тонкому, изящному почерку
Галии. Одну за другой произносила скороговорки, напихав, как хомяк,
за щеки мелкие камушки, чтобы исправить произношение. До головной
боли сидела над учебником по математике, зубрила лизарийский, порой
мешая родной язык с иностранными словами, читала по ночам «Легенды
Льетта» и до кровавых мозолей тренировалась на полосе
препятствий.