– Глупая скотина!
– Госпожа, позвольте ему освоиться, он же еще час назад был
совсем в другом месте… – кланялся сопровождающий коня
пустынник.
Галия метнула на слугу раздраженный взгляд и ушла, подобрав
подол непригодившейся амазонки, а я все стояла, обнимая жердь
ограды. Если бы конь не был таким дорогим, красотка, даже не
моргнув глазом, начала бы его ломать, а так… Пороть животное
стоимостью в небольшой городок – глупо, в конце концов, в хозяйстве
есть маг-менталист.
Сибилл не торопился, конь так же истерично ржал, не понимая, где
он, как здесь оказался, и видя врага в каждом пытавшемся
приблизиться человеке. Конюхи приготовили лассо, но не лезли,
дожидаясь прямого приказа, и переговаривались, планируя, как лучше
обездвижить жеребца. Коня было жалко. Я только представила, как это
гордое животное будет лежать в стылой грязи, дожидаясь мага, и
горло сжало, казалось, давно забытое удушье. Вспомнила себя –
беспомощную, беззащитную перед тычками и пинками на княжеской
кухне.
– Успокойся, милый! Все будет хорошо! – шептала я коню. – Тебя
никто не обидит, честное слово!
Краем глаза я заметила какой-то странный отблеск. Покосилась на
нагревшийся браслет – ничего. Отвернулась – и снова неяркое
свечение, даже нет, марево, как от очага в залитой солнцем
комнате.
Сначала ко мне слетел голубь. Толстый, наглый похожий на курицу
сизарь загулил, усаживаясь мне на плечо.
– Хэй! Брысь, – столкнула я птицу.
Голубь спорхнул, сделал круг и снова вернулся. Зачирикали под
ногами воробьи, забыв об измочаленной хлебной корке. Каркнул ворон,
попытавшийся угнездиться у меня на голове.
– Кыш! Кыш отсюда!
Конюхи отвлеклись от коня, засмеялись, показывая на меня
пальцем. Я размахивала руками, как ветряная мельница, а птицы все
прибывали. Клесты, синицы, галки… И откуда их столько?! Придерживая
шапку, я побежала к замку. Оббегать леваду было долго, и,
убедившись, что жеребец пустынников роет копытом землю в другом
конце огражденной территории, решила срезать. Птицы черной стаей
кружились над головой, оглушая криками.
– Бегите! – заорал кто-то. – К ограде! Скорее!
Желтогрудая синица царапнула коготками лицо, когда я обернулась
на крик. Оберегая глаза, я отбросила птицу и вдруг поняла, что сама
лечу, сбитая сильным толчком. Охнула, когда падение вышибло воздух
из легких, покатилась по земле. Перевернулась на живот, поднимаясь
на четвереньки, и застыла, уткнувшись взглядом в огромные копыта.
Длинная золотистая грива жеребца свешивалась почти до земли, конь
тряхнул ею, раздувая ноздри. Я пыталась отползти, но он придавил
копытом мою штанину. Гневно заржал, прогоняя птиц, щелкнул зубами –
я аж зажмурилась – на особо наглого воробья. Обнюхал меня и толкнул
мордой в плечо.