Служанка подобрала рубашку, штаны, белье.
– Я могу идти? – спросила она, заворожено глядя на пантеру,
развалившуюся на прохладных плитах пола.
– Угу, – не поворачиваясь, ответила я, набирая себе ванну. –
Нет, подожди! Туфли тоже почисти!
– Да, госпожа.
Я со стоном наслаждения опустилась в прохладную воду. Помню,
лежала и вспоминала симптомы теплового удара, соображая, можно ли
объяснить им сменяющие друг друга приступы жара и озноба, ломящую
поясницу и ноющий живот.
– Плохо мне, – проныла я Угольку.
Пантера сочувствующе заворчала, оперлась лапами о бортик ванны.
Заинтересованно принюхалась к воде.
– Не смей, – спихнула я ее. – После залезешь.
Я несколько раз окунулась с головой, промывая слипшиеся от пота
волосы. Покряхтывая, как старуха, и хватаясь за поясницу, вылезла
из воды. Может, продуло? Подстыла?
Промокнув волосы полотенцем, пошла на свою половину покоев – Тим
по-прежнему держал меня под боком. Переоделась в чистые бриджи и
блузу с прорезями на рукавах, провела расческой по волосам и заодно
взбила кудряшки Катрине – фарфоровой кукле в половину моего роста,
подаренной графом на одиннадцатилетие. Помню, как удивилась, когда
Йарра кивком указал на коробку, перевязанную розовым бантом.
– Это мне?
– У тебя ведь сегодня день рождения? – вопросом на вопрос
ответил граф.
Закивав, я стянула ленту – терпения, чтобы развязать узлы, не
хватило. Внутри, обложенная со всех сторон ватой, лежала кукла в
ярко-изумрудном платье. Большая, фарфоровая, с золотисто-рыжими
кудряшками, уложенными в высокую прическу. Красавица.
Ахнув, я выхватила куклу из коробки. Держала ее на вытянутых
руках, рассматривала, боясь испортить наряд или растрепать
прическу. У нее сгибались руки в локтях и ноги в коленях, алел
румянец на фарфоровых щечках, а с пояса свисали зеркальце, расческа
и веер.
– Спасибо, господин!
Куклой я любовалась, восхищалась, иногда усаживала рядом, но
никогда не играла. Не умела. Да и какие могут быть дочки-матери с
этой красавицей? Мять ей платье, укладывая под одеяло? Пачкать
личико, поднося к губам чашку чиара? Вынести во двор замка и
поставить ножки в серебряных туфельках в пыль? Катрина жила на
трюмо, кокетливо поглядывая на меня из-за раскрытого веера.
Тимар же весь вечер проходил сычом, хотя его подарок, берет с
пером цапли, я натянула сразу. А на следующий день пристал с
расспросами – как далеко ускакала кобыла с графом в ту памятную
ночь нападения мантикоры.