"Восьмое небо" - часть первая, "Рыба-инженер" - страница 35

Шрифт
Интервал


[1] там, складываются в штабеля, а порой и бесформенные груды. Вздумай владелец даже небольшого шлюпа провести инспекцию на борту, он неизбежно обнаружит между форпиком[2] и ютом впечатляющее количество вещей, отсутствующих в судовой номенклатуре и не предусмотренных никакими планами. 

Свертки старой прохудившейся парусины, бочки с протухшей водой, которые жалко выбрасывать, строительный лес и деревянные обрезки, ящики с растаявшим от влажности мылом, коровьи кости, какие-то бесформенные обрывки ткани, вышедшие из строя мушкеты, штабеля досок, груды сушащейся воздушной капусты и прочее, прочее, прочее, что само собой накапливается на палубе, со временем делаясь ее неотъемлемой частью. Даже на «Саратоге» матросам то и дело приходилось перепрыгивать залежи ящиков, бочонков и тюков, по-обезьяньи скользить по вантам или выполнять иные акробатические номера, чтоб добраться с одного места палубы на другое.

Чего-то подобного Тренч ожидал и на борту пиратского барка, но быстро убедился, что ожидания его не вполне оправдались. Все было куда хуже. Странные и загадочные архитектурные сооружения, замеченные им еще с палубы «Саратоги» были отнюдь не декоративными элементами, а частью общей конструкции. Теми частями общей конструкции, с которыми неизбежно приходилось считаться, если желаешь пересечь корабль с носа на ют или в любом ином направлении.

«Этот корабль словно нырнул в Марево, - подумал Тренч, с изумлением разглядывая все новые и новые формы безумного архитектурного ансамбля, - И провел там пару сотен лет, претерпевая всевозможные мутации и трансформации. То ли барк, то ли летучий город, то ли сущий лабиринт. Удивительно, как команда справляется с оснасткой. Я бы, пожалуй, попросту тут заблудился, окажись один».

Здесь не было системы, здесь не было направлений, здесь не было выдержанного стиля или хотя бы симметрии. Здесь было подобие настоящего города, прилепившегося к палубе корабля и вросшего в нее прочнее, чем ракушки врастают в корабельное днище за много лет. Город этот был тесен и разросся так, словно не имел ни плана, ни бургомистра, и каждый желающий мог возводить дом так, как ему заблагорассудится, руководствуясь лишь течением ветров. Некоторые строения буквально громоздились вокруг мачт, мешая парусам. Другие гнались друг за другом в высоту, точно соперничающие башни на крепостной стене, и доходили до таких умопомрачительных высот, что были связаны друг с другом толстенными трещащими канатами. Третьи, кривые и косые, и вовсе лепились друг к другу как ни попадя. Это походило на город, в котором роль виноградных лоз играли свисающие отовсюду канаты, а прохладу и тень давали огромные парусиновые листья.