⏤ Ой! ⏤ неожиданно с моих застывших губ срывается писк, и они принимают форму буквы «О», когда мама без предупреждения тянет шнуровку.
Из моих легких моментально исчезает весь кислород.
⏤ Мне нужно, чтобы ты еще немного выдохнула, детка, ⏤ безжалостным тоном отдает приказ родительница позади меня.
Я выставляю руки вперед в надежде за что-нибудь ухватиться, так как если этого не сделаю, то точно упаду. Мне удается вцепиться пальцами за деревянную раму зеркала и опереться на него.
⏤ Задыхаюсь, ⏤ сиплю я.
⏤ Терпи, дочка. Я только начала.
Я опасливо бросаю взгляд через плечо, чтобы состроить щенячьи глазки и добиться хоть немно-ожечко больше свободы для своего тела. Корсет и так сдавливает грудную клетку, что дальше, по-моему, уже некуда затягивать.
— У меня ребра хрустят, — сетую я и всхлипываю.
— Кто виноват? Я предупреждала, говорила тебе: «Ксюнечка, не ешь сладкое перед свадьбой». А ты что?
— Угм… — я кривлюсь от боли.
Последняя минувшая неделя далась мне с трудом. Я действительно налегала на кондитерские изделия, потому что сладости помогали справляться со стрессом. Хоть я и не могла дождаться, когда уже буду называться законной женой Максима, сахарные грезы о безупречном браке, к сожалению, не спасали от навязчивого страха.
Я боялась многих вещей одновременно, пусть даже они представляли собой нечто совершенно нелепое, и это сводило с ума. Макс успокаивал меня, как мог, и время, которое мы проводили вместе, я старательно изображала спокойствие, чтобы не вызывать у него переживаний за эмоциональное состояние своей впечатлительной невесты. Ну, а когда мы расставались, то я бросалась в объятия другого мужчины — холодильника.
Меньше, чем через час, панический трепет, лишивший меня покоя и сна, успешно сменит статус «в действии» на «завершено».
Остаток чудовищной процедуры мне удается вытерпеть в напряженном безмолвии.
Мама поощряет мое хорошее поведение похлопыванием по пояснице и пристает на носочки, чтобы поцеловать в лоб.
— Какая ты у меня красавица! — шепотом восклицает она и тут же себя отдергивает, так как грозиться заплакать.
— Ну ма-ам, — протягиваю я с нескрываемым колебанием в голосе.
— Все, все, все! Я не плачу, — она встряхивает густой копной темно-каштановых волос, запрокидывает голову и начинает совершать махи руками, обдувая ими слегка покрасневшее лицо. — Ох, хоть бы макияж не растекся…