На перекрестке стояли стражники, рядом с ними чего-то терпеливо
дожидался местный. На нас внимания не обратили, смеялись о чем-то
своем. Гады. Может, мне в воинском приделе повезло бы? Или в
правительском? Чего я в рабочий полез, мало ли кто там чего
советует?
- Слушай... - назвать старика "Сашей" как-то язык не
поворачивался. - Я такой спокойный долго еще буду?
- Всегда.
- То есть?
Он глянул через плечо:
- Ты думал, в сказку попал? Что тебе сказали?
Я попытался припомнить:
- Типа "будь спокойнее" или вроде того.
- Ну значит будешь спокойнее, чем обычно. Считай, тебе характер
поменяли. Привыкай.
- А снять - никак?
- Это не игрушки, это молитва. Она... - он вздохнул. - Все равно
не поймешь, а если и сообразишь, то не так.
- Ну так объясни! Или я нажалуюсь этим, что ты ничего не сделал.
Мне под душ неохота, мало ли, что ты там не можешь?! Говори
нормально!
Гнев я больше изображал, чем испытывал, но старик остановился,
глянул по сторонам. Мы стояли в каком-то техническом проходе
совершенно одни.
- Точно хочешь?
- Да!
Он вытащил свою "отвертку" и я уже приготовился было
отмахиваться, но вместо того, чтобы угрожать, старик протянул ее
мне на ладони, предлагая рассмотреть поближе.
- Это простой пруток из неведомого сплава с рукоятью из
пластика. Никакой магии, никаких нанотехнологий. А это, - он
показал на себя. - Человек, который знает молитву. Теперь берем
тебя, дурака. Дай руку.
Какой-то подвох я чувствовал, но руку дал. Старик подвел меня к
стене, даже сделал какой-то жест, вроде тех, которыми фокусники
показывают свои "совершенно обычные" вещи. А затем он приложил мою
руку к стене и коротко ткнул в запястье. Рука прилипла.
Прежде, чем я успел понять, что к чему, старый хрыч поймал
вторую руку и навалившись всем телом прижал ее с другой стороны, со
сноровкой фехтовальщика махнув отверткой. Я оказался распят на
стене, но этого было мало - тык-тык и ноги больше не двигаются. На
лицо легла его ладонь, затылок стукнулся и снова - тык! - голова
теперь тоже зафиксирована.
Затем он надавил плечом мне на грудь, одновременно скрежеща
отверткой, и когда я сообразил, что происходит, то оказалось, что
буквально влип в стену, словно она была покрыта толстенным слоем
смолы, и не мог даже пошевелиться. Последний тычок был в лицо.
- Так вот - молитва, приложенная к предмету или событию,
изменяет навсегда. Насовсем. Все, что ей доступно. Понял? Вот ты
сейчас волнуешься? А ведь должен, так?