Обходя экспертов, к Крюкову пробралась Липатова – в белом пальто и роскошных замшевых сапогах.
– В чем дело, Крюков? – с ходу спросила она. – Ты ведь сказал, будешь отказ писать!
– Погоди, – остановил ее капитан. – Пошли на балкон, поговорим.
Вышли на балкон. Этаж был высокий, перед ними расстилалась панорама спального района.
– Представь себе, что ты задумала покончить с собой… – начал участковый.
– Типун тебе на язык! – отозвалась Липатова.
– Что ты выберешь? Сигануть отсюда, где от тебя гарантированно мокрого места не останется, или бить какое-то пошлое стекло в мужской раздевалке спортзала, резать о него лицо в семи местах…
– В восьми. Я читала отчет.
– Хорошо, в восьми. Но ты же девочка, ты боишься боли, боишься быть некрасивой. И прыгать с третьего этажа… Никакой гарантии на перелом шеи не было, ей просто повезло. Кстати, по статистике самоубийцы прыгают в верхней одежде. А она в чем была, в том и вышла…
– Вчера ты обещал не впадать в истерику из-за каждого самоубийства, – напомнила Липатова. – А сегодня все изменилось? Закрывай дело, Крюков, или я сама его закрою.
Тут дверь открылась, и на балконе появилась запыхавшаяся Тоша.
– Привет, ты откуда такая? – спросила Липатова.
– Из морга, – ответила Тоша.
– Излагай, – предложил ей Крюков.
– В общем, на теле покойной нашлись следы избиения, – сообщила Тоша. – Сломанное ребро, а на лице – незажившие гематомы.
– Срок?
– Несколько недель. Точнее не скажу.
– Может, это авария? – спросила Липатова. – Или спортивные травмы?
Тоша покачала головой:
– Если только она боксом не занималась.
Крюков покрутил головой:
– Неужели сто десятая статья? Доведение до самоубийства? Прошу разрешения изучить. В честь того, что вы сегодня совершенно неотразимы.
Липатовой перспектива нового расследования совершенно не нравилась. Но делать было нечего.
– Работайте, – разрешила она. – У вас две недели. Насчет неотразимости – у Машки сегодня отчетный концерт, Малый зал консерватории. Так что прости, что не в кедах.
– Спасибо, Ань, – проникновенно сказал Крюков.
– Да пошел ты, – буркнула Липатова и удалилась.
А Тоша заинтересованно спросила:
– Что, правда, у вас в студенчестве был роман?
– Ну, ты же вечно замужем, – ответил Крюков, после чего крикнул в глубь квартиры: – Сёма! Ну, что там, записки предсмертной не нашли?