Поднимаюсь по старым, разбитым ступеням. Над самым входом, на высоте пяти-шести метров от земли, как-то все еще уверенно и неоправданно гордо, высится кованый серп и молот, а сверху прямо над ними красуется большая пятиугольная звезда. Вся эта массивная композиция надежно закреплена в четырех местах толстыми болтами и просто так легко её не вырвешь. С трудом открываю большие, массивные, скрипучие двери. Сверху на дверях старая паутина. Её много, она словно старое, волокнистое бабушкино одеяло, которое удерживало две деревянные половинки своими густыми спутанными волокнами. Паутина не падает, а работает, словно механизм или такая себе пружина, удерживая дверь и помогая ей зарываться. Мне вдруг показалось, что к этой двери не касалась рука человека много-много лет. Толстая, длинная, медная ручка не блестела!
Переступив порог, остановился у самого входа. Вижу внутри полумрак, словно в первобытной пещере. Я почувствовал странный, но знакомый запах. Это был запах далекого прошлого, я вспомнил его. Так пахло в парадных старых дореволюционных домов в то далекое время, двадцать, тридцать лет назад. Когда я был школьником я жил в одном из таких домов. Мы часто прятались по таким парадным и подвалам, играя в прятки.
Стоя у входа, я пристально всматриваюсь в слабо освещенный зал. Постепенно мое зрение привыкает к этому свету, и я начал отчётливо различать предметы.
– А туда ли я попал? Может это и не вокзал? Может, это и было когда-то вокзалом, раньше, давным-давно, – подумал я про себя.
Серые, толстые, потрескавшиеся колоны массивно стояли в самом центре по кругу, словно в заброшенном древнегреческом культовом храме или жреческом капище. Не хватает только статуй богов, горящих факелов, дымящихся курильниц и молчаливого седовласого оракула, с посохом, в белой тунике и с лавровым венком на голове.
Между колонами, тоже по кругу расположены старые, серые, с облезлой коричневой краской, широкие деревянные лавочки со спинками. В самом центре зала виднеется невысокий фонтанчик на невысоком постаменте.
На потолке, на почерневшем от мух проводе, висит одна единственная грязная лампочка. Она тускло светит, отбрасывая причудливые длинные тени и узоры на пол и на старые стены.
– Высоко висит, без длинной лестницы её не достать. Зачем так высоко висит-то, кто и как её меняет? – подумал я.