– На редкость.
– Я так рад, – говорит Фрэнки, и я вижу, что он готов слезу пустить от умиления, что все так славно складывается. Теперь пришлось мне хлопать его по спине. Тот еще Фрэнки.
С утра я первым делом изловил агента и попросил оформить мне разрешение. Он потребовал представить судовую роль, и я ответил, что команды вообще нет.
– Собрались возвращаться в одиночку, капитан?
– Совершенно верно.
– А что с вашим помощником?
– Он в запое.
– Одному очень опасно.
– Да всего-то девяносто миль, – говорю. – Думаете, пьяница на борту что-то изменит?
Я отвел лодку к стандардойловскому причалу, что расположен на той стороне бухты, где и заправил оба бака. Вышло порядка двухсот галлонов. Очень мне не хотелось брать столько топлива по двадцать восемь центов за галлон, но еще толком не ясно, куда доведется идти.
С той самой минуты, как я встретился с китайцем и взял у него деньги, вся эта история не выходила из головы. За ночь почти глаз не сомкнул. А когда вернулся к причалу «Сан-Франциско», там меня ждал Эдди.
– Здорóво, Гарри, – крикнул он и помахал рукой. Я швырнул ему бакштов, он закрепил его, потом поднялся на борт. Все такой же долговязый, мутноглазый и полупьяный, если не сказать больше. Я по-прежнему молчал.
– Слушай, – говорит. – Хорош гусь, а, этот Джонсон? Взял да свалил. Ты случаем не в курсе, где его найти?
– Шел бы ты отсюда – сказал я ему. – Видеть тебя не могу.
– Братишка, да разве мне легче? Я точно так же огорчен.
– Вон с лодки, – говорю.
А он только уселся поудобнее и даже ноги вытянул.
– Я слышал, мы едем сегодня, – продолжает. – И то верно, нечего тут больше делать.
– Ты не едешь.
– Что случилось, Гарри? Чего ради тебе со мной ссориться?
– Чего ради? Пошел вон.
– Да брось ты.
Я врезал ему по лицу, он поднялся и слез на причал.
– С тобой, Гарри, я бы никогда так не обошелся.
– Еще бы ты посмел, – говорю. – А с собой все равно не возьму. И точка.
– Бить-то зачем?
– Чтоб проняло.
– Как же мне теперь? С голоду пухнуть?
– А ты не пухни, – отвечаю. – Пойди вон матросом на рейсовый пароход. Отработаешь обратный путь.
– Не по-людски ты со мной, – пожаловался он.
– Ты сам-то с кем по-людски поступаешь, забулдыга? – говорю я ему. – Ты же мать родную обжулить готов.
Что, кстати сказать, было правдой. Но мне стало неприятно, что я его ударил. Бить пьяного всегда неприятно. Хотя на такое дело его все равно брать нельзя; даже если б я и хотел, все равно нельзя.