Голова пополам. Грядет Великая Битва - страница 23

Шрифт
Интервал


Проходя мимо гостиной, он бросил быстрый, как ему показалось, взгляд в сторону дивана. Там приютился комок одеяла из которого торчали босые девчачьи ноги. Он подошел ближе, как ему показалось, всего на секунду. Из-под одеяла высовывался только маленький курносый нос. «Интересно, какие она видит сны?». Он коснулся края одеяла, Кьяра заворочалась во сне и перевернулась на другой бок. В руках она крепко сжимала серый пульт от телевизора. На лице у Марка появилась умиленная улыбка.

Сквозь красные шторы в комнату прорывались первые лучи утреннего солнца. В комнате пахло его любимым свежесваренным кофе. Кьяра тихо, но отчего-то тревожно, как ему показалось, посапывала на огромном белом диване в его гостиной. Вместо привычного по утрам музыкального канала, Марк наблюдал за ней. Во сне она хмурила брови и сжимала пальцы на ногах, а иногда вздрагивала всем телом, слегка.

Он неслышно закрыл входную дверь. Кьяра открыла глаза. В комнате никого не было. Только свет сквозь красные шторы и приятный, уже известный ей, запах его любимого напитка. И еще какой-то особенный, его, запах.


###

Стройная, даже худая молодая девушка неподвижно лежала на кровати и смотрела в одну точку на потолке. Светлые длинные волосы разметались по подушкам. На столике стояла фотография улыбающегося молодого человека со смеющимися льдинками глаз, настолько они были прозрачно-голубыми, и спадающей на них длинной пшеничной челкой.

Ты всегда благодарил меня, за то, что я была рядом с тобой. За то, что я была в твоей жизни. Ты говорил это так нежно, как только мог говорить влюбленный мужчина. А я слушала и любила. Ушами. Как глупая влюбленная девчонка в наспех нацепленных дешевых розовых очках. И я довольствовалась этим, не прося слов любви. Я принимала это за наивысший по чистоте комплимент. И старалась быть для тебя еще лучше. Старалась быть для тебя.

Мы говорим: «Спасибо тебе за то, что ты есть», когда не можем сказать: «Я люблю тебя».

После наших с тобой бессмысленных ссор, которые в последнее время случались все чаще, мы завели привычку мириться в постели. Ты клал мою голову себе на грудь, гладил волосы и говорил, что все уже в прошлом, что все это не важно. Но споры продолжались. С завидной периодичностью. Ты мог вспыхнуть из-за любой мелочи: невымытой чашки, цвета рубашки. Мы жили в твоей квартире, а у тебя, как ты помнишь, всего две комнаты. И спальня – только одна из них. Мы не могли не пересекаться. А жить в состоянии войны не хотелось никому. И мы мирились. В той самой единственной спальне. А после ты гладил меня по волосам и говорил, что все уже в прошлом.