– Да, хорошо спал, Ләйсәнкину костлявую спину через спальник чувствовал. Алекс, слышь, это не значит, что я спал с твоей женой, или как?
– Ясно, я понял, ты с спал с Лейсан. Ну, если бы ты в этой ситуации с ней не спал, а что-то другое делал, то было бы хуже. Ну вы даете! Я уж было испугался, может, у вас тут без меня было что-нибудь серьезное! И все-таки, все-таки я знал, вы не такие люди, которые бы могли кого-нибудь предать…
Мы сказали правду: так вышло, мы спали на одной кровати, ну, лишь спали рядом. Эх, как до этого боязно было Саше об этом рассказать! Хотя нет, я уже успела и забыть об этом. Еще недавно, в октябре 1999-го, и не предполагала, насколько неловкой и неоднозначной выйдет ситуация. Но мы с Булатом знали правду о том, на самом-то деле между нами ничего и не было, и он был рядом – это мне придало сил, спокойствия и уверенности.
Саша обнял меня. У меня словно гора с плеч свалилась… Не знаю, почему я все время боялась сказать об этом одна. И чувствовала, всё-таки должна при случае сказать. Будто бы я что-то нехорошее сделала, такая тайна, но… Ничего же и не было!
Ничего не было – может, и говорить не стоило бы? Правда ли… Не было… «Ничего»? Но все-таки что-то было! Было чувство. Это было то мимолетное чувство, когда кажется, ну – всё! – мы виделись в последний раз, и будто бы этот человек уходит насовсем из моей жизни. Хотя почему в последний? Он же и Сашин друг. Не знаю почему, откуда, как – и почему Булат оставил записку со словами: «До свидания, друг, – и прощай»… Да, такое странное чувство, которое порой посещает даже самые стойкие и верные сердца – сомнение. Когда Булат спал со мной на одной кровати за моей спиной, я испытывала к нему большую благодарность и нежность, хотелось повернуться и обнять его. Только это было бы… неправильно. И все-таки я обманула. Будто я спала. Нет, я почти не спала в ту ночь, не могла уснуть.
И вот так же и в эту ночь, когда Булат спал на кухне, а мы с Сашей в нашей комнате у Гульназ Азатовны, точно так же я полночи лежала и думала. Вдруг ведь и правда все могло сложиться иначе… вдруг… вдруг бы мы могли бы быть счастливы… вместе? Как Булат был заботлив, добр ко мне, как он нравился моему отцу, и как я безумно благодарна ему за его песни, за музыку под гитару, и за то… что берег меня. За всё… Аж в горле пересохло, я сходила на кухню попить воды из чайника, глянула на него, мерно сопящего в приглушенном – сквозь короткие кухонные шторы – свете уличных фонарей, и мысленно прошептала: «Спасибо… спасибо тебе, Булат!».