– Не переживай, Коля, я тебя жду. И напишу тебе, хоть еще и не знаю, куда ты поедешь.
– Домой, – ответил он.
– Ну, тогда домой напишу.
– А ты, наверное, сам-то сразу к невесте рванешь? К этой, как ее там, к Светке? – с улыбкой все подшучивал Колян над Димкой, радуясь своему долгожданному дембелю.
– Нет, к маме сперва, а потом уж к ней… Если замуж еще не вышла или не живет с кемнибудь. Петербург – город большой, но в каждом доме или микрорайоне все всё обо всех знают. И я тоже о ней всё узнаю.
– Поверишь слухам?
– Слухам – нет. Но, тем не менее, они о чемто тоже свидетельствуют.
– Ну а если и живет, что это для тебя изменит? – спросил Колян.
– Все.
– Как все? Ты же сам меня учил, что свое – никому не отдавать.
– Ну, учил, но если она уже с кем-то и любит его, то как я могу к ней прийти?
– Смотри сам, а я бы пришел, хотя бы для того, чтобы услышать это от нее и проверить слухи. Слухи слухами, а правда – правдой.
– Может, и приду, – сказал Димка, задумавшись на секунду.
Диспетчер объявил о начавшейся посадке на поезд.
– Ну, пока, братуха, – сказал Димка, обнимая Николая. – Не забывай, что я жду тебя в гости… А может, сразу со мной поедешь, а?
– Да не, брат, не могу – хочу домой.
– Понятно. Удачи тебе, и давай иди – не люблю долгих прощаний, – сказал Димка, заходя в вагон.
***
С большим нетерпением проделав долгий путь к родным берегам, Димка в нерешительности остановился перед своей квартирой и позвонил в дверь. Его сердце громко стучало, голова кружилась.
– Кто там?
– Это я, мам, – взволнованно ответил Димка.
Раздалось щелканье дверных замков, и к нему кинулась его мать, Вера Игнатьевна. Она обняла его и сквозь всхлипывания произнесла:
– Миленький! Вернулся! Димочка! Живой! Слава Богу! Ой, что ж это мы все в дверях-то? Ну проходи, мой родненький! Проходи скорее! А я только борщ сварила! Как ты вовремя, сынок, сейчас кушать будем.
Вера Игнатьевна все суетилась вокруг сына и хлопотала, собирая на стол обедать. А Димка остановился в прихожей, снял сапоги и не спеша пошел в свою комнату в конце коридора. Ничего в ней не изменилось с тех пор, как его призвали в армию: те же плакаты на стенах с изображением Ван Дамма и Сталлоне, Мадонны и Брюса Ли; письменный стол по-прежнему стоял у окна, а у противоположной стены – старый скрипучий диван. На него он и бросил свой вещмешок, а сам примостился рядом, переводя дух.