Амфитеатр взорвался восторженными воплями, топотом и аплодисментами. Когда крики поутихли, несколько магистров провели обряд призывания Аса'ю, осыпав белыми лепестками благоухающей вечерницы установленный в глубине сцены алтарь. В воздухе разлилось перламутровое сияние, от которого у Кимриналь тонко защемило в груди. Она смотрела на стекающий с алтаря прозрачный туман, и не могла понять, чудится ли ей – или в самом деле из мерцающих текучих струй поднялась женская фигура в ожерелье с Лунной Семьёй44 и в венце из восьми звёзд Небесной Семьи45 на голове. Поднялась, окинула взором волнующуюся толпу, повернулась и взглянула обомлевшей Кимри прямо в глаза…
После обряда театральный клуб представил пьесу о деяниях Аса'ю в дни Кризиса Ная, а по завершении на сцену снова вышла Лиснетта. На этот раз она оделась в тёмно-зелёное, расшитое полированными чешуйками платье. Шаги её сопровождал приятный сухой звон бубенчиков, сделанных, из коробочек какого-то растения, наполненных семенами. На руках ринминки подрагивали такие же браслеты. Это было красиво и немного странно – не только видеть, но и слышать каждый жест.
Ринминка вышла на середину сцены с пустыми руками и остановилась, склонив голову. Протяжно и негромко зазвучала флейта46, выводя долгие плавно перетекающие ноты. К ней присоединился глубокий и чистый женский голос, свивая грустную и светлую мелодию без слов, от которой у Кимри по спине хлынули мурашки. Она зажмурилась от подкатившего комком к горлу восторга, и в этот момент танцовщица начала двигаться. Бубенчики на плавно поднимающихся руках Лиснетты скатились к локтям, прошелестев тихо, словно лёгкий летний дождь. В поднявшихся над головой ладонях ринминки затеплились чуть голубоватые миражные светлячки – слабые, неяркие, мерцающие, как первые звёзды на небе сразу после заката. Плавно покачиваясь и изгибаясь, наклоняясь, поднимаясь и запрокидываясь, мелко шагая и приседая, Лиснетта рисовала светом завораживающий узор: он тянулся вслед за звёздочками туманным полупрозрачным шлейфом и медленно таял. Призрачные линии сплетались и закручивались изящными завитками, расплетались, распадались и растворялись в воздухе, как дым только что погасшей свечи. Сияние в ладонях ринминки постепенно становилось ярче, узоры чётче и долговечнее. Лиснетта передвигалась по сцене, словно тень, уже почти невидимая позади сплетения туманных линий, невообразимой сетью опутавших всю сцену.