«Внидох в дом твой, воды на нозе Мои не дал Ми еси…» – если кто в чем-либо отказывал ему.
«Несть добро отъяти хлеба чадом и поврещи псом…», но сказано – «ибо и пси ядят от крупиц, падающих от трапезы господей своих…» – если ему что-то недавали.
И другие: «Во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их» – если кто громко кричал или разговаривал.
Дьякона, с рукою в гипсе, предстояло выписать по его настойчивой просьбе, он провел в больнице неполных три дня. И врач уже написал необходимые бумаги, тем более никакого больничного выписывать было не нужно, потому что дьякон был пенсионер. Доктор, как его почтительно называли медсестры и уборщицы-кастелянши, приятно развалился в крутящемся кресле с мягкой спинкой. «Доктор» – это был толстый человек лет пятидесяти, в поношенной рубашке с протертым воротником и рукавами и с едва держащимися пуговицами, в истрепанных и также не глаженых брюках с обильными катышками выше колен.
В приемный кабинет вошел дьякон Кудряшов, это невысокий коренастый старик, в черной длинной рубашке косоворотке, препоясанной как веревкой плетеным поясом, так что рука с гипсом оказалась внутри спрятанной. Одежду ему принесли сразу в тот же день, когда его определили в палату. Старушки принесли и большой пакет, в котором было много бумажных пакетов поменьше и коробок с наклейками-подписями, с просьбами помолиться за них от всех верующих и почитающих диакона за старца-прозорливца.
Бегающими бесцветными глазами, поблекшими от былой синевы так, что едва различались сами круги зрачков, дьякон Кудряшов искал икону по углам и, не найдя таковой, перекрестился на пузырьки, стоящие в стеклянном шкафу в правом углу кабинета. Потом он вынимает из голубоватого платочка просфору и с поклоном кладет её на стол перед доктором.
– А-а-а…! Мое вам почтение, милейший! – улыбаясь, пытаясь подражать старине, говорит врач.
– Доброго здравия вам, Сергей Петрович! – диакон знал этого «доктора» и знал, что он бывал, посещал богослужения в восстановленном Храме, с недавних пор ставшем переполненным «верующими», против того, что раньше, когда и 10 человек на службе будут, и то было достижением, при «Советах».
– Извините. Истинно и правдиво в псалтыри сказано: «Питие мое с плачем растворях…». Не мог я принимать ваши таблетки, – ни боже мой, ни капельки, ни синь-порох, – хоть ложись да помирай, а не могу…, – сказал дьякон, даже взмахнув рукой, сжатой в кулаке, в сторону.