– Подожди-ка, – сказала Лариса своему любопытному шпицу и, присев на корточки, осторожно начала убирать в сторону листья, где неожиданно что-то блеснуло.
Её природная дотошность была вознаграждена. На рваном осеннем листочке лежал золотой браслет-цепочка с круглым медальоном.
Стерев с него грязь, женщина увидела с одной стороны изображение Эйфелевой башни, а с другой – геральдическую лилию. Пружина на замке браслета была сломана. «Вероятно, поэтому он и остался здесь, – подумала Овчинникова, рассматривая найденную вещь. – Мужчина защищался от нападавшего и закрывал голову руками. От удара замок сломался, и браслет соскользнул с руки».
Лариса убрала золотую вещицу в карман куртки и произнесла:
– А что если пострадавший – иностранец? Вдруг он, француз, например? Кнопик, почему, если мужчина красив, то мы сразу думаем, что он иностранец?
Кнопик залаял и побежал дальше, смешно крутя головой. Но хозяйка его окликнула и сказала, что им пора возвращаться. На сегодня приключений достаточно.
Француз очнулся, когда чей-то холодный нос стал тыкаться в его лицо, а невесомые лапки дотрагиваться до онемевшего тела. Сознание очень медленно и нехотя возвращалось к нему. Последнее, что он помнил, это сильный удар сначала в грудь, а потом в голову. И затем темнота.
Человеческий организм так тонко устроен, что, если бы милашка-шпиц не дал толчок уже остывающему телу, внутри человека не произошла бы цепная реакция, которая дала команду навечно засыпающему мозгу: «Очнись!»
И случилось то, что принято называть чудом. Потому что жизнь – это вообще несравненное чудо, а возвращение с того света – дар Божий.
Всё, что происходило с Французом дальше, было как во сне. Его куда-то несли, потом везли, потом опять несли и наконец наступила какая-то приятная лёгкость, и он, расслабившись, погрузился в крепкий сон.
Ему снилось, что он находится в невесомости в совершенно белом доме без окон и крыши. Он не ощущал ни тепла, ни холода, только лёгкость и безразличие. Кругом никого не было, лишь тягучая пустота заволакивала всё пространство. Вдруг белая краска стала приобретать будничные оттенки. Женщина в клетчатой рубашке и голубой куртке трогала его лицо и что-то говорила. До этого безликий и одинокий дом в одночасье превратился в проходной двор. Откуда ни возьмись в нём стали появляться двери, в которые входили и выходили незнакомые люди. Их становилось всё больше и больше, они начали заполнять всё пространство и вытеснять Француза из того, что раньше принадлежало лишь ему одному. Он стал задыхаться от этой толчеи и хватать ртом воздух, но его всё равно не хватало, и тогда он закричал.